Аромагия

Орлова Анна

Когда хлопнула дверца, и Петтер бесцеремонно подпихнул меня вперед, я не сразу сообразила, что мы добрались. Автоматически повиновавшись, я почти упала на сиденье и попыталась сморгнуть налипший на ресницы снег. Петтер, вцепившись в руль, яростно щелкал какими-то тумблерами, передвигал рычажки…

— Давай же, давай! — бормотал он, кусая губы.

Наконец мотор мерно заурчал.

— Да! — подпрыгнув на сиденье, мальчишка до упора вдавил в пол педаль, и автомобиль рванулся вперед, тараня густую пелену снега. — Давай, Кьярваль,

не подведи меня!

Я, несмотря на серьезность ситуации, тихонько фыркнула. Автомобиль действительно немного походил на кита, оказавшегося на берегу. И он рвался вперед, как кит — к спасительной воде…

Не знаю, сколько прошло времени. Напружинившись, я отчаянно цеплялась за дверную ручку.

«Один, мудрый отец богов, на тебя уповаю, — шептала я немеющими губами. — Спрями нашу дорогу, выведи на свет!» А снаружи, за тонкими металлическими стенами, ярилась вьюга, и мороз жадно пил драгоценное тепло…

Снег закончился внезапно: автомобиль вырвался на волю, к неожиданно голубому небу и яркому солнцу, а всего в нескольких метрах позади по-прежнему бушевала метель. Как будто кто-то начертил границу, за которую вьюге не было хода (вероятно, так оно и было).

Петтер резко затормозил, и только рефлекторно сжавшиеся пальцы уберегли меня от падения вперед.

— Почему вы остановились? — собственный голос показался мне хриплым и неожиданно громким.

Мальчишка, не отвечая, уткнулся лбом в руль. А я вдруг обнаружила, что меня бьет крупная дрожь. Я потерла руки, которые будто кололи сотни иголок. Обычная зима после оставшегося позади ледяного безумия казалась почти летом.

— Теперь я понимаю, почему Ингольв так ненавидит драконов! — с чувством произнесла я.

Плечи Петтера затряслись, но не успела я испугаться, как он поднял голову и расхохотался, уже не скрываясь.

— Значит, оно того стоило! — выдавил он сквозь смех.

— Петтер! — укоризненно сказала я, но, не удержавшись, тоже рассмеялась.

Нервное напряжение последних минут требовало выхода.

— Хотите кофе? — отсмеявшись, предложил Петтер.

— Вы еще спрашиваете! Конечно! — для убедительности я кивнула.

И в благоговейном молчании смотрела, как Петтер непослушными от холода пальцами отвинтил крышку на хельской фляге. По салону поплыл запах кофе с корицей и мускатным орехом — соблазнительно теплый и уютный.

Надо думать, из этих серебряных стаканчиков Ингольв обычно пил коньяк, но для кофе они тоже сгодились.

— Петтер, вы — сокровище! — признала я с чувством. Глотнула обжигающе горячий напиток и блаженно прищурилась.

Мне было легко-легко, и неприятное объяснение с Петтером будто подернулось снежной дымкой. Неловкость, смущение и обида остались там, на берегу, а на их место пришло ласковое тепло. Хотелось смеяться, обнять весь мир, спеть что-нибудь или сварить мыло…

Мальчишка только хмыкнул в ответ, но щеки его порозовели.

— Правда-правда, —

уже серьезнее сказала я. — Знаете, я всегда боялась замерзнуть насмерть. Мне в детстве это даже снилось.

— Наверно, вы очень любили господина Ингольва, раз поехали с ним даже в Хельхейм? — со странной жадностью спросил Петтер.

— Да, я очень его любила, — призналась я легко. — Только теперь это неважно.

— Значит, вы не хотите с ним помириться? — почему-то помрачнел он.

— Вряд ли это возможно, — отмахнулась я. — Впрочем, это несущественно. Петтер…

— Да, госпожа Мирра? — отозвался он, бездумно болтая кофе в своем стаканчике.

Я поколебалась, но не сдержалась.

— А у вас ничего сладкого нет? — выпалила я и сглотнула набежавшую слюну.

Петтер молча потянулся к моим коленям. Не успела я отреагировать, как он нажал какую-то скрытую кнопку, и распахнулся потайной ящичек. Не глядя, мальчишка извлек оттуда завернутый в яркую бумагу кусок шоколада и протянул мне.

— Спасибо! — только и сказала я, принимая подношение.

Откусила кусочек от сладкой плитки (бабушка за подобное нарушение этикета лишила бы меня десерта на неделю!) и блаженно прищурилась. Петтер чуть заметно улыбался, и от этой теплой улыбки сладко щемило сердце.

Жизнь прекрасна! Почему-то это особенно сильно ощущается после подобных встрясок…

Шоколад закончился как-то незаметно. Кусочек, другой, и от лакомства осталась только мятая обертка, соблазнительно пахнущая молоком и какао.

Я украдкой отерла о бумажку выпачканные пальцы (впопыхах я забыла в «Уртехюс» свой ридикюль, а вместе с ним и сотню необходимых мелочей вроде носового платка). Шоколад только еще сильнее размазался. И что прикажете делать? Не вытирать же руки об юбку!

Решая столь сложную проблему, знакомую тысячам сладкоежек, я наткнулась на взгляд Петтера, который, подперев щеку рукой, умиленно наблюдал за мной. Надо думать, вид мой был достаточно жалобен. По крайней мере, заметив мое смущение, мальчишка порылся в кармане и протянул мне какой-то лоскут, покрытый подозрительными пятнами.

Каюсь, я не сразу рискнула принять это сомнительное подношение.

— Возьмите! — буркнул Петтер и сунул платок мне в руку. Он определенно уже был не рад, что так расщедрился. — Он чистый, просто пятна не отстирываются.

— Я сварю вам мыло с желчью, оно все отстирает. — Пообещала я, украдкой нюхая ткань. Пахла она, на удивление, вполне приятно — нежно и цветочно — лавандой.

— С чьей желчью? — оторопел Петтер.

— Можно, разумеется, с желчью моего дорогого свекра, — усмехнулась я, вытирая пальцы. Процесс добычи ценного продукта представлялся весьма занимательным. — Но лучше использовать медицинскую желчь, я заказываю ее из Ванахейма.

Петтер только хмыкнул, однако запах — смесь мандарина и кисловатого зеленого яблока — выдавал его веселье.