Аромагия
Шрифт:
Петтер не выдержал: обеими руками прижал мою ладонь к своему лицу, коснулся нежной кожи обветренными губами.
— Госпожа моя, — шепнул он жарко. Глаза его блестели ярко, лихорадочно, а от медового аромата жасмина кружилась голова.
— Петтер, не сходите с ума, — попросила я, с трудом унимая колотящееся сердце. Не каменная же я, в конце концов! — Отпустите, мне пора.
Что, если нас кто-нибудь увидит? Нежная сцена в автомобиле под окнами дома мужа, с его же собственным ординарцем — что может быть нелепее?
Петтер улыбнулся странно, без
И только когда я взялась за ручку двери, ответил тихо:
— Уже.
— Что? — думая, что ослышалась, обернулась я.
— Уже сошел, — объяснил Петтер спокойно. — Давно.
— Подождите, сейчас я принесу мазь для вашей ноги! — только и ответила я.
Что тут еще скажешь?
«Уртехюс» казался темным и заброшенным. Брошенные прихватки, невымытая кастрюлька из-под мыла, грязные склянки в раковине. Запах трав, к которому привыкаешь настолько, что почти не замечаешь. Все знакомо — от щербинки в полу до легкого сквозняка из оконной щели. Знакомо, но уже немножко чуждо. «Уртехюс» будто чувствовал, что я уезжаю, и смирился с этим.
Встряхнув головой в тщетной надежде избавиться от дурных мыслей, я принялась разыскивать мазь от ушибов, что из-за беспорядка оказалось задачей непростой.
Искомая склянка нашлась, разумеется, совсем не там, где ей полагалось быть.
Я отвинтила крышку, вдохнула аромат арники, календулы и мирры — густой, смолисто-травяной, с отчетливой лекарственной горечью…
И замерла на мгновение, прикрыв глаза.
Странное чувство — как будто вся моя жизнь становится похожей на старый снимок. Полустертый, поблекший от времени…
Уже на выходе взглянула на себя в зеркало и поразилась. Я ли это? Широко распахнутые глаза сверкают каким-то отчаянным огнем, щеки горят, губы алеют… Надо думать, стычка с драконом разбудила во мне что-то первобытное. Неудивительно, что Петтер глаз не мог отвести!
Передо мной как воочию возник Петтер: расширенные темные глаза, обветренные губы, тень щетины на смуглых щеках. И терпкий сухой аромат ветивера, чья едва уловимая горечь оттенена тягучей сладостью жасмина. Мне вдруг захотелось уткнуться носом в грудь юноши и нырнуть в его запах, в непрозрачную и беспокойную пучину ветивера…
В самом деле, почему нет? Я боялась, что Ингольв сломает жизнь Петтеру. А ведь это уже произошло — мой благоверный вовлек его в темную историю с заговором, а значит, их обоих ждет суд. Так что терять Петтеру уже нечего…
Я вспомнила его спокойное: «Уже сошел!» и прижала ладони к горящим щекам. Боги, милосердные мои боги, о чем я думаю?!
«Немедленно подумай о чем-то серьезном! — велела я себе. — Скажем, о Валериане».
Меня кольнул острый стыд: увлекшись бурными событиями, я совсем позабыла об остальном. Наверное, я очень плохая мать, а уж о том, какая я плохая жена, муж и свекор твердят мне регулярно.
Больше никаких посиделок вдвоем с Петтером, никаких разговоров и откровений. Хватит, пока еще можно остановиться!
Схватив склянку с мазью, я выскочила из «Уртехюс».
Петтер
Петтер улыбнулся так светло и радостно, что у меня защемило сердце. Нужно немедленно привести его в чувство. В конце концов, сейчас ему отправляться на службу, а Ингольв не слепой и вполне способен сделать выводы.
— Возьмите! — велела я сухо, протягивая баночку Петтеру. — Нужно мазать пострадавшее место минимум дважды в день. И передайте Ингольву, что в ближайшие два-три дня вам нужно поберечь ногу.
Юноша кивнул, явно удивленный столь резкой переменой в моем отношении.
— Спасибо за заботу, госпожа Мирра! — серьезно сказал он, улыбаясь уголками губ. Такой юный, такой нескладный в своей форме… Его окутывал теплый, фруктово-сладкий аромат мандарина.
А я вдруг поняла, насколько важен был для него этот пустячный знак внимания.
— Не за что, — холодно откликнулась я. — Думаю, вам пора.
На лице Петтера промелькнуло недоумение, потом он прикусил губу и будто замкнулся. Коротко поклонился и неуклюже полез в салон.
— До свидания, госпожа Мирра! — на меня Петтер не смотрел, только пряно-сладкий аромат аниса выдавал его почти детскую обиду.
— Петтер! — я чуть повысила голос. — Прекратите. Вы не в том состоянии, чтобы ехать самому. Вызовите кэб или идите в дом!
— Спасибо за заботу! — а вот теперь это прозвучало ядовито. Его душила холодная полынная горечь. — Я сам справлюсь.
— Петтер!
Юноша, не слушая, рывком тронул автомобиль с места.
Я в сердцах помянула йотуна (хорошо, что бабушка не слышит!) и направилась к «Уртехюс». На душе было мерзко, а на языке чувствовался металлический привкус. Намеренно и расчетливо обижать влюбленного юношу, видеть, как на лице его нежность сменяется болью — это было невыносимо. А иначе нельзя…
Чтобы хоть как-то отвлечься от невеселых дум, я принялась составлять новые рецепты. Уселась в кресло со стопкой книг, перечнем всех имеющихся у меня ингредиентов, а также тетрадью и карандашом. Прикидывать, какие масла лучше взять, высчитывать пропорции и пытаться представить, как все это будет пахнуть в итоге… Занятие это всегда меня завораживало, но сегодня я то и дело ловила себя на том, что вместо названий трав вывожу какие-то бессмысленные загогулины.
Раздраженно отбросив карандаш, я принялась за дела попроще: поставить тинктуру ванили; процедить уже настоявшиеся экстракты солодки, липы и ромашки; измельчить масло какао — незаменимое средство при кашле — и расфасовать его в одинаковые пакетики.
За последним занятием меня и застал стук в дверь. Дверь сразу распахнулась, явив господина, пропорции которого («поперек себя шире»), равно как и блестящая лысина, ничуть не мешали его жизнерадостности.
— Госпожа Мирра! — воскликнул толстячок, буквально лучась улыбкой. — Как же я рад, безмерно рад вас видеть!