Аромагия
Шрифт:
Я закрыла глаза, чтобы ничто не отвлекало, и принюхалась. Ветивер, липовый цвет, нагретые на солнце стволы сосен — это Петтер. А из-за скал тянуло… жареным беконом, карболкой и лимонной травой!
— Уверена! — подтвердила я, открывая глаза. Что-то мне этот запах напоминал…
— Давайте я выгляну, — юноша отодвинул меня и осторожно высунулся из-за скалы.
Бесшумно ступая, вернулся, потянул меня прочь.
— Что там? — спросила я, впрочем, не сопротивляясь.
— Альг-исса сидит на снегу у подножия статуи, —
Он хмурился, и резкий пряно-холодный аромат чайного дерева вперемешку с горячей камфарой выдавал затаенный гнев.
Но это было ничто по сравнению с буйством, в которое впала Мать, услышав новости.
— Люди! — словно выплюнула она, воинственно потрясая ломом. — Снова люди! Везде люди!
И это так ярко напомнило мне гневное «люди — как тараканы» Исмира, что я отвернулась, прикусив губу.
Петтер бросил на меня обеспокоенный взгляд — густой аромат ветивера поплыл вокруг — и потребовал властно:
— Прекратите! — и, не давая поперхнувшейся хель что-то ответить, заметил здраво: — Сейчас не время ругаться. Что будем делать?
— Да! — влез юный Вет-исс, надо думать, в силу возраста и пола испытывавший солидарность с Петтером. — Надо спасать Альг-иссу!
Мать наградила его тяжелым взглядом (м-да, Вет-исс все же смелый паренек!), но вынужденно согласилась.
— Мы пойдем с моря! — решила она, снова разоблачаясь. — А вы отвлеките!
— Договорились! — кивнул Петтер…
Отвлечь таинственного мужчину удалось без труда: разглядев его, я не сдержала вскрика.
— Господин Гюннар?!
Фотограф резко обернулся, сверкнув стеклами пенсне. Даже на расстоянии от него чувствовался аромат безумия — густой, темный и засасывающий, как трясина.
— О, старая знакомая! — он раскинул руки, словно собираясь меня обнять, и улыбнулся настолько сумасшедшей улыбкой, что меня передернуло. — Соскучились, госпожа Мирра?
От ужаса и воспоминаний меня затрясло. Но нельзя, нельзя поддаваться панике!
— Разве я такая уж старая?! — улыбнуться кокетливо, похлопать ресницами. Только бы он не обернулся, не увидел показавшиеся в море макушки хель!
Петтер позади излучал непонимание, но отвлекаться на него было некогда. Пахло от юноши раздражением — шершавой занозистой древесиной — однако у него хватило ума не спорить.
Близко подобраться к Альг-иссе нам не удалось, но это и к лучшему. Сочтя нас серьезной угрозой, господин Гюннар мог взять ее в заложники. И, судя по блаженно-отсутствующему выражению лица подруги, она не оказала бы ни малейшего сопротивления. К тому же сложно сопротивляться, будучи привязанной к ледяной статуе! Буквально в двух шагах от нее весело полыхал костерок, однако даже это не беспокоило одурманенную Альг-иссу.
— Нет! — возразил фотограф,
Петтер со свистом выдохнул сквозь зубы, чуть не обжигая меня коричным ароматом. Ему было невдомек, что интерес господина Гюннара ко мне сродни гурманским мечтам Хельги.
— Тогда отпустите Альг-иссу! — наивно предложила я, делая шаг к нему. — Разве я хуже?
— Ничуть! — заверил он, сглотнул и непроизвольно шевельнул кинжалом.
И запах, ядовитый, как волчьи ягоды. Надо думать, фотографу не терпелось располосовать меня — до исступления, до зуда в кончиках пальцев.
Стараясь ни о чем не думать, я подошла еще ближе, с трудом сохраняя внешнее спокойствие. Если понадобится, Петтер обязательно меня защитит, как когда-то защитил его отец. Вот только страх мой от этого меньше не становился. Я боялась за себя, за Петтера, за Альг-иссу…
— Отпустите! — потребовала я, остановившись шагах в десяти, и капризно топнула ногой.
Разумеется, я не рассчитывала, что он согласится. Зачем упускать добычу?
Только бы у Петтера хватило выдержки не испортить игру!
Школа домашнего притворства не прошла даром: фотограф поверил, нетерпеливо двинулся вперед, больно схватил меня за руку… И упал прямо мне под ноги, оглушенный ударом Матери. Вид ее был страшен: седые косы короной венчали голову, мышцы бугрились, глаза сверкали тьмой, а в крепких зубах тонкой тросточкой держался лом.
А я, стараясь унять бьющееся сердце, подобрала выпавший из безвольной руки фотографа кинжал и бросилась к Альг-иссе. Я принялась пилить неподатливые веревки, однако кинжал словно сопротивлялся моим намерениям, не желая освобождать ненавистное создание Льда.
— Давайте я, — предложил Петтер и, отодвинув меня, ловко разрезал путы складным ножом.
— Альг-исса, ты как? — начала я, однако она не слушала.
— Любимый! — вскричала она, рванувшись вперед. Но не к радостно вскинувшемуся Вет-иссу, а к неподвижно лежащему господину Гюннару.
Лицо у нее при этом сияло такой безграничной преданностью, что Вет-исс взревел и ринулся к безвольному телу соперника. Альг-исса пронзительно закричала, по-кошачьи выставила когти… и забарахталась в крепких объятиях Матери.
— Поспи! — пыхтя, велела ей Мать, аккуратно тюкнув буйную Альг-иссу по макушке ломом.
А Вет-исс не замечал ничего: рыча, он подхватил господина Гюннара, проревел что-то гневное в небеса…
— Не смотрите! — Петтер прижал меня к себе, заставляя уткнуться ему в грудь. — Не смотрите туда!
Впрочем, отвратительных звуков и солоновато-металлического запаха крови мне вполне хватило, чтобы представить происходящее.
— Тихо, тихо, — Петтер успокаивал меня, как маленькую, гладя по спине. — Все будет хорошо, слышите?