Аромагия
Шрифт:
Наконец его сжатые кулаки расслабились, а на губах обозначилась улыбка. От него повеяло дружелюбием — прозрачно-свежей кислинкой чая с лимоном и медом.
— Еще коньяку? — предложила я, с облегчением переводя дух. Нести чушь с непривычки так же утомительно, как делать математические расчеты.
— Нет, голубушка, — отказался он, склонив голову к плечу и отчего-то хитро глядя на меня. — Очень интересная настоечка. Любопытно, что туда добавили? Вижу, вы окончательно заделались отравительницей!
Он улыбался, но взгляд был по-прежнему цепкий.
— Отравительницей? —
Господин Сольбранд рассмеялся. Его действительно обожали подчиненные, но не переносили вышестоящие чины. Как и везде, руководство ИСА не любило чрезмерно деятельных и въедливых работников.
— Именно, отравительницей, — повторил он неожиданно серьезно, — инспектор Берни настаивает на вашем аресте, голубушка, как сообщницы мужеубийцы.
От неожиданности я задохнулась. Вновь обретя способность дышать, внимательно посмотрела на своего давнего друга и убедилась, что он серьезен, как никогда. Гнев его унялся, но раздражение, недоумение, неверие пробивались сквозь наносное спокойствие. Как будто в нос шибал запах только что приготовленных духов, которые еще не успели созреть и представляли собой смесь противоборствующих ароматов. Кстати, благовония в этом смысле похожи на хорошее вино — требуют хорошей выдержки.
Тем временем инспектор, видимо, удовлетворившись моим непритворным смятением, откинулся в кресле.
— Господин Сольбранд! — строго вымолвила я со всем достоинством, на которое была способна. Поправив на груди янтарные бусы, я чинно сложила руки на зеленой шерстяной юбке и потребовала: — Прекратите, наконец, говорить загадками! Что случилось?
— Случилось? — он извлек из кармана потертую трубку и принялся священнодействовать над ней, даже не спросив разрешения.
Я слегка поморщилась — ведь инспектор прекрасно знал, что табачный дым отбивает чутье! — и с упавшим сердцем поняла, что он делал это намеренно. Отчего-то мой давний друг не хотел, чтобы его эмоции можно было унюхать, и от этого стало не по себе, тревожно и зябко.
С удовольствием затянувшись, он выдохнул густой дым, делая вид, что не заметил, как я демонстративно пересела подальше, и продолжил размеренно:
— А случилось вот что, голубушка. Некий господин Холлдор отравлен, по счастью, не насмерть, но состояние его внушает опасения. Кухарка и служанка в один голос твердят, что видели, как женушка подсыпала ему в кофе некий подозрительный порошок. Видимо, надеялась, что его смерть спишут на холеру — симптомы схожи — да вот доктор Торольв что-то заподозрил, послал за полицией и сделал какую-то там мудреную пробу. А после уверенно заявил, дескать, никакая это не холера, а типичное отравление мышьяком. Так вот, голубушка, инспектор Берни всех допросил и заарестовал дамочку. У нее и мотив обнаружился как на подбор: судачат, что супруги ругались из-за какой-то его интрижки, а она кричала, дескать, ни за что не даст ему уйти! Вот и попала госпожа Мундиса как кур в щи…
— Мундиса?! — вздрогнув, воскликнула я. До того я слушала инспектора внимательно,
— Вы ее знаете? — напружинившись, он подался вперед, позабыв о трубке. — Вы давали ей что-нибудь?
— Разумеется! — кивнула я, пытаясь слегка успокоиться. Чтобы это пустоголовое невинное дитя безжалостно отравило любимого мужа, пусть даже из ревности… Нет, в голове не укладывалось. — Не верю! — произнесла я решительно. — Я не верю, что госпожа Мундиса могла это сделать.
— Слуги болтают, что она сыпала мужу что-то в еду, — терпеливо напомнил инспектор, все так же внимательно следя за мной. — А она не признается, что именно, только пролепетала, мол, у вас взяла. Вот Берни и сделал стойку. Он ведь вас, голубушка, недолюбливает еще с тех пор, как вы выходили его тещу…
Я через силу улыбнулась, вспоминая ту давнишнюю историю. Теща инспектору Берни и впрямь досталась сварливая настолько, что ее охотно огрели бы по голове не только родственники, но и соседи. Надо думать, немало молитв милосердным асам и Хель вознеслось к небесам, когда она сильно простудилась — только не за здравие, а за упокой. Мое вмешательство позволило старушке дальше терроризировать близких, за что, если верить господину Сольбранду, некоторые меня люто возненавидели.
— Так что вы ей дали, голубушка?
— Не скажу! — мгновение поколебавшись, отрезала я.
Назвать истинную причину визита госпожи Мундисы без ее разрешения означало подорвать доверие ко мне. А подобные вещи очень быстро становятся известны!
— На дознании вам придется все рассказать, — заметил инспектор.
— Что же, тогда и посмотрим.
— Вы понимаете, насколько подозрительно это выглядит, голубушка? — поинтересовался он серьезно.
Я впилась пальцами в подлокотники кресла.
— Постойте, неужели вы всерьез заподозрили, что я продаю яды и учу ими пользоваться?!
— Голубушка, — инспектор не отвел взгляда, и вдруг показалось, что в его глазах светилось сочувствие, — у всякого наличествует своя ветвь омелы…
— Да? Очень любопытно, — холодно произнесла я, вставая. — И какое же больное место у меня, по-вашему?
— Говорят, у госпожи Мундисы муж погуливает… — задумчиво произнес он, сложив пальцы «домиком».
— И?..
— Простите меня, голубушка, но то же поговаривают и о вашем…
У меня попросту не было слов. Надо думать, леденцы сочли, что я совсем помешалась от ревности и вознамерилась отравить всех неверных мужей в окрестностях?! Боюсь, в таком случае Ингойя опустела бы почти наполовину.
— Инспектор, — я мило улыбнулась и гордо подняла подбородок (понимая, что бездарно подражаю бабушке), — во-первых, мои отношения с мужем — это не ваше дело. А во-вторых, если бы мне впрямь пришла в голову такая странная фантазия, уверяю вас, я бы выбрала такой яд, о котором дорогой доктор Торольв даже не подозревает. А если вы всерьез заподозрили, что я могла кого-то отравить… Что же, тогда я вас больше не задерживаю. И надеюсь, в следующий раз у вас будет ордер, потому что без него вас даже на порог не пустят!