Аромагия
Шрифт:
Странно, но становилось все теплее и теплее, холод неохотно отступал и в отместку колол руки и ноги тысячами тоненьких иголок.
Говорят, замерзающий человек в конце концов перестает чувствовать мороз и умирает тихо, будто заснув. Значит, и я умираю? Но уже было решительно все равно, лишь бы дальше лежать вот так, нежась в объятиях дракона…
— Что вы делаете? — встрепенулась я, осознав, что отнюдь не сплю, а руки Исмира беззастенчиво скользят по моей спине под тонкой рубашкой. Если учесть, что сам он по-прежнему был в одних штанах,
— А вы как думаете? — отозвался он почему-то недовольно. — Разумеется, грею вас!
Мы лежали на собственной одежде, брошенной прямо на лед. Ума не приложу, почему снизу совсем не тянуло холодом. Разумеется, сразу вспомнились многозначительные эвфемизмы из дамских романов о «согревании постели»…
Следует отдать ему должное, дракон вовсе не пытался — пока — воспользоваться ситуацией. Не знаю, радовало меня это или огорчало. С другой стороны, ледник — не лучшее место… Боги, о чем я думаю?!
— Благодарю, я уже вполне согрелась! — произнесла твердо.
Боюсь, еще немного, и голова многоуважаемого полковника Ингольва украсилась бы рогами — надо думать, ледяными. Хотя… об этом стоит поразмыслить! Впрочем, не здесь и не сейчас.
Исмир на мою честь не посягал. Поставил меня на ноги и даже, как заправская камеристка, помог одеться.
Я тихо фыркнула, поймав себя на мысли, что благоверный не зря столь ревностно следил за моей нравственностью — стоило оказаться вдали от него и в обществе привлекательного дракона, как в голову тотчас полезли мысли — даже, пожалуй, мечты — о супружеской измене.
Хотя Ингольву грех жаловаться, учитывая его похождения. И меня нисколько не мучили моральные терзания по поводу «падения».
— Будьте добры, расскажите, что там, за скалами? — жадно поинтересовался объект моих размышлений, явно весьма далекий от романтических поползновений.
Рассказ вышел сбивчивым, но, задав два-три десятка вопросов, Исмир наконец узнал все, что его интересовало.
— Пойдемте! — велел он, решительно шагая к просвету в скалах. Шаг, другой… и прошел мимо!
— Куда вы? Это здесь! — позвала я, останавливаясь перед проходом.
Дракон вернулся, прошипел раздраженно:
— Чтоб их! Я не вижу тут никакого просвета!
Я взглянула под ноги, на отчетливые отпечатки моих следов.
— Разве вы не видите, где я прошла?
— Нет! — отозвался он коротко, встряхнув светлыми волосами. — Попробуйте провести меня за собой.
— Как? — спросила я, разводя руками. — Тут ведь руны!
— Они вряд ли смогут меня задержать. Это отвращающие знаки, а не боевые, — ответил Исмир, выказывая немалые познания в магии.
Мне не оставалось ничего иного, кроме как согласиться.
Взяв за руку дракона, я устремилась в расщелину. Славные у него руки: длинные артистичные пальцы, гладкая и нежная кожа, крепкое пожатие…
Шли осторожно, понемногу, каждый миг чего-то опасаясь. Идти было тяжело, словно сквозь сильную метель, но ничто угрожающее не заступало
Несколько шагов, и мы выскочили на берег, словно пробка из бутылки с шампанским.
Исмир замер, глядя во все глаза. Потом проронил что-то непонятное, явно ругательное. Не успела я перевести дух, как дракон оказался рядом со статуей…
Он гладил лед, как бесконечно любимую женщину. То нежно, едва-едва касаясь кончиками пальцев, то приникнув всем телом, то очерчивая руками контуры желанной фигуры.
Почувствовав, как заполыхали щеки, я с трудом отвела глаза. Любая женщина охотно оказалась бы в этот момент на месте безответной ледяной скульптуры. Впрочем, почему безответной? Краем глаза (каюсь, не смогла долго стоять, потупившись) я увидела, как снег будто льнет к двум фигурам, слившимся в объятии, стирает горящие руны. Полыхающие знаки постепенно затухли, подернулись пеплом и остыли под белоснежной пеленой.
Еще несколько томительных мгновений, и дракон отступил на шаг назад, всмотрелся в лицо статуи (клянусь Одином, теперь ледяные губы усмехались!), притронулся к щеке, словно убирая мешающий локон… И улыбнулся — так, что екнуло сердце…
Когда Исмир повернулся ко мне, загадочная полуулыбка играла в уголках его губ, а серые глаза искрились, как снег на солнце…
Должно быть, мои щеки просто горели, хотя я давно вышла из возраста вечно смущающихся девиц. Хорошо хоть можно списать румянец на трескучий мороз, к вечеру все усиливающийся.
Только теперь я заметила, что вокруг сгустились сумерки. Видимо, белизна льда разбавляла молоком крепкий чай ночи.
Дракон смотрел, не отводя глаз, и от него исходил такой пьяняще-острый коктейль запахов… Сражение с враждебными чарами привело его в восторг, должно быть, как древнего мужчину, завалившего мамонта.
Откровенно говоря, это пугало и одновременно завораживало. Женские сердца всегда сильнее бьются при виде победителя, в нас ведь заложено стремление принадлежать самому-самому…
Только в этот момент первоочередные желания дракона были скорее гастрономического свойства. По крайней мере, он определенно не отказался бы подзакусить тем, кто устроил эту историю.
Надеюсь, Исмир не сочтет меня, так сказать, аперитивом?
— Нужно срочно посмотреть, как так мои пациенты! — «спохватилась» я громко. — Вы уверены, что чары уничтожены?
— Несомненно! — подтвердил Исмир. — После моего вмешательства вряд ли что-то сумеет растопить этот лед.
Его яростный восторг угас, как будто лампу накрыли абажуром. Какофония ароматов упорядочилась, на передний план вновь выступило благоухание сандала, что позволило мне вздохнуть с облегчением. Плата за повышенную чувствительность — склонность «заражаться» чувствами окружающих. Разумеется, в городе, среди толпы, переполненной разнородными чувствами и заботами, болезнями и ароматами, острота восприятия притупляется, а вот тет-а-тет, среди льдов, она причиняет немало неудобств!