Аромат гибискуса
Шрифт:
Стука в дверь я не услышала. Очнулась, только когда отражение в зеркале задвигалось: рядом с кроватью стоял Артем.
— Так и думал, что даже куртку не сняла.
Эти простые слова прорвали плотину. Звуки, ощущения, эмоции хлынули разом, заполняя изнутри. Я вдруг услышала, как гудят за окном машины, как перекрикиваются дети, а откуда-то доносится умопомрачительный запах готовящегося мяса. А еще то, что мне очень жарко в куртке. Пискнув что-то невразумительное, я стала её стаскивать, но тут же заблудилась в рукавах.
— Дай, помогу! — хмыкнул
— Когда ты успел стать экспертом испанской кухни?
— Еще и французской. Знаешь, когда друзья по всему миру, они всегда посоветуют самые лучшие места для проживания. Переодевайся, я попрошу что-нибудь легкое.
У него не получилось. Хозяйка выставила на деревянный стол глиняные миски, наполненные чем-то густым и темным. Артем тут же отобрал у меня ложку:
— Наверное, это будет тяжело. Давай, я попрошу пожарить курицу.
— Еще чего! — возмутилась я.
Желудок требовал еды, то, чем его наполнили в самолете, уже переварилось. А эта похлебка так аппетитно пахла!
— Это чечевичный суп с кровяной колбасой! — попытался предупредить Артем, но голод от этого не утих.
Кроме чечевицы в тарелке обнаружилось много овощей, да и сам вкус — плотный, тягучий — пришелся мне по душе. А с ноздреватым, еще теплым хлебом… Ммм…
Испугалась я, только когда ложка заскребла по дну. Съесть столько жирной, тяжелой пищи после длительной голодовки! Но организм не подавал никаких признаков недовольства. Как и ребенок — ни тошноты, ни слабости. Напротив, в меня словно новые силы влились!
Запив все капучино с киви, которое тоже оказалось на столе, повернулась к Артему:
— Зачем ты меня сюда привез?
— Ты себя в зеркале видела? — ответил он вопросом. — Вижу, уже успела. Вот потому и привез. Чтобы на тот свет не отправилась.
— У меня выставка…
— Хватит прикрываться выставкой! — он неожиданно вспылил.
Ножки стула резко скрипнули о пол, а сам Артем заметался из угла в угол, благо в столовой кроме нас никого не было. Официантка быстро убрала со стола посуду и испарилась, оставив постояльцев выяснять отношения.
— Не смей! — он замер напротив, и ладони с силой ударились о столешницу. — На выставку ты давно забила. Как и на свою жизнь! И… на ребенка, — последнюю фразу Артем прошептал.
От боли в его глазах я отшатнулась. Неужели он так переживает за малыша? Конечно, Артем — отец, но после известия о беременности ничего не предпринял, сообщил только, что поможет воспитывать и растить.
— Ты понимаешь, что это убийство?
— Ничего подобного! — теперь вспылила и я.
Мы стояли друг напротив друга, сцепившись взглядами.
31
Чтобы я отступила? Не бывать такому!
Злость в глазах Артема сменилась тоской, а потом — растерянностью. И неожиданно стало понятно, что прав-то он! Выносить молчаливое обвинение становилось все труднее и пришлось сдаться:
— Да. Ты Верно. Похоже, я сошла с ума.
Захотелось плакать. Разреветься, сжавшись в комочек, закрыв лицо руками, чтобы хоть как-то отгородиться от этого беспощадного мира. Но нельзя. Не здесь. Не сейчас.
— Пойдем! — Артем уже не злился. От его голоса стало спокойно, словно я долго мерзла, а кто-то подошел и укутал теплым одеялом, согрел, напоил горячим чаем с корицей.
— Перенервничала? — Он уже забыл о недавней ссоре. Просто спрашивал, готовый помочь, чем сумеет. — Принести чего-то успокаивающего? Тут аптека недалеко, я быстро.
— Не надо, — стало очень стыдно. За этот всплеск злости, за то, что творила дома, за… за все. А смелости попросить прощения не было. Её никогда не бывает в таких случаях.
— Уверена? Ева, мне нужно уйти ненадолго. Справишься?
Уйти? Оставить меня одну?
Паника появилась на пустом месте. Почему-то стало страшно. Без поддержки, в чужой стране, с ужасным знанием английского… Пришлось несколько раз глубоко вздохнуть, загоняю иррациональность куда подальше.
— Да что со мной будет? Посижу, отдохну после обеда… Может быть, посплю.
В подтверждении челюсти свело длинным зевком. И спать захотелось на самом деле.
— Тогда ложись. И не бойся — я скоро вернусь.
Кровать манила облаком белоснежного белья, мягким одеялом, пухлыми подушками… Но еще больше хотелось в душ. Сколько я туда не заглядывала? Память услужливо вытащила на поверхность последнее посещение ванной. И полуголого Артема.
Стало жарко. Почему-то эти черные с синей полосой плавки подействовали… оглушающе. Как будто я не видела, что под ними! Пришлось напомнить себе, что я не только досконально знаю анатомию этого мужчины, но и ношу его ребенка. И что Артем теперь только друг и ничуть не возбуждает.
Ох, кому я вру? Это гибкое тело, обвитое тонкими мускулами, скрытыми под бархатистой кожей…
— Ева, ты — похотливая дура. — сообщила своему отражению в зеркале. Для этого пришлось рукой стереть со стекла осевший пар. — Ты же Виктора любишь!
И сердце больно ткнулось о ребра. Как птица о стекло, в кровь разбивая маленькое тельце.
И все-таки после горячего душа захотелось спать. Я нырнула в кровать и впервые за долгое время не бегала по гулким коридорам; не догоняла кого-то, опережающего меня на пару шагов и не тряслась от страха и отчаяния. Впервые за много дней я просто спала, забыв о сновидениях.
Разбудили тихие шаги. Кто-то крался мимо кровати, очень осторожно, чтобы не разбудить. И от этого «осторожно» стало страшно.
— Ты чего? — Артем побледнел, когда я резко села в кровати, натягивая на себя одеяло. — Напугал?
— Чего крадешься, как вор? — пробурчала, падая обратно в объятия подушки. Как всегда после резкого пробуждения перед глазами плыли мелкие звездочки и хотелось поспать еще немножко. Но заснуть мешал зуд по всему телу: оттого, что после душа не намазалась кремом, кожу стянуло и она дико чесалась. И все-таки выползать из-под одеяла было лень.