Аромат грязного белья (сборник)
Шрифт:
Так как Playboy критиковали все кому не лень с точки зрения нравственности и морали, то Хефнер решил обстоятельно ответить по всем пунктам и написал пространное эссе Философия «Плейбоя».
Оно начало печататься в журнале в декабре 1962 года и продолжало печататься с продолжением в 25 номерах. Всё это время Хефнер сидел на таблетках speed, к которым он пристрастился. Они позволяли ему не спать в течение нескольких суток, да ещё отбивали аппетит. Он выпивал несметное количество банок пепси-колы, почти ничего не ел, а коль ел, то junk food [25] ,
25
еда «на скорую руку» (амер.).
В эссе Хефнер обрушился на христианство как на давильню человека, секса и радости потребления.
Ральф Гинзбург (см. General Erotic. 2002. № 74 и 2004. № 114) писал, что это самый сильный удар по цензуре за всю историю США. Но другие критики канючили, что вся эта философия – лишь предлог для делания денег. А ещё один выдал, что все Хефнеровы теоретизирования не скроют простого факта, что большинство американцев будут платить большие деньги, чтобы посмотреть на голые сиськи.
Если всё, о чём философствовал Хефнер, было, по сути, действительно связано с обоснованием собственной ебли и свободы ебли для других, то и вся критика на моральных и религиозных основаниях была связана с обыкновенной чёрной завистью, которую к нему испытывали все критиканы, признаться в которой большинство не смело даже самим себе.
Однако многословие хефнеровского эссе в конце концов вызывает лишь утомление, ибо борьба с инстинктами на уровне логики всегда обречена на провал, общество, борясь со своим смертельным врагом – сексом, никогда не примет его в той мере, в которой хочется каждому человеку, – в виде свободной и обильной ебли с мечтаемыми партнёрами. Потому-то одна фотография голой бабы в журнале являлась гораздо более мощным оружием, чем тысячи слов.
Арт Бухвальд ухмылялся:
Многие боятся, что Хефнер завоюет Америку не силой, а сексом.
Именно секс делает общество бессильным, и потому оно выживает только с помощью ограничения и контролирования секса.
Вот почему последующие журналы Penthouse и Hustler (не считая множества им подобных, но менее известных) двинулись в сторону изображения гениталий, а не демонстрирования логики их правомерности. Само существование гениталий есть аргумент, опровергнуть который можно только членовредительством. Потому-то общество боится больше всего порнографии, а не интеллектуальных статей, которые обосновывают её полезность, законность, естественность и пр.
Но не буду сам вязнуть в теоретических словесах. Вот словесные картинки.
В 1967 году после поездки в Лондон Хефнер резко изменил свой образ жизни – он стал есть здоровую пищу и спать ночами. Начал делать физические упражнения, сменил гардероб на более яркий, стал больше возлагать обязанностей на редакторов и помощников, ибо почувствовал, что может сломаться под тяжестью империи, которую он воздвиг и которая была непосильна для одного. Сексуальная жизнь его тоже активизировалась, он вспоминал, что в 60-х каждую ночь он спал с новой
(В юности я додумался до теории «достойной замены», состоящей в том, что все любовные страдания полностью аннулируются, если разлука с одной женщиной сменяется близостью с другой женщиной, которая так же или более хороша, чем та, с которой разлучился: как говорится, «лучшее лекарство от любви – другая любовь». Хефнер всякую теорию подобного рода воплощал в жизнь наглядно и убедительно.)
В 1968 году он познакомился с восемнадцатилетней Barbara Klein. На его приставания девственница отчеканила стандартную фразу «вы мне в отцы годитесь» и, чтобы утвердить свою девичью простоту, добавила:
Я никогда не встречалась с теми, кто старше двадцати четырёх.
Хефнер ответил:
Ну и что? Я – тоже.
Но нет такой бабы, а тем более девственницы, которая бы устояла против денег и славы, так что после соответствующей обработки Барби призналась, что Хефнер ей уже больше не кажется старым. Она была студенткой университета в Лос-Анджелесе. Ухажёр в то время жил в Чикаго и посылал ей цветы в студенческое общежитие в таком количестве, что она раздавала их всем девушкам. Барби признала, что Хефнер знает, как ухаживать за девушкой. Ей ли, восемнадцатилетней девственнице, было знать, что значит уметь или не уметь ухаживать? Под «умением ухаживания» для женщины подразумевается обилие и щедрость затрачиваемых на неё денег. Тем не менее Барби отказывалась расстаться с девственностью, потому что это для неё означало total commitment (принятие на себя полных обязательств). Женщины в длинный перечень этих обязательств включают долгосрочную еблю только с ней, а также трату денег и времени только на неё. С Хефнером Барби удалось добиться этого, лишь заменив слово «только», на «преимущественно».
Ломалась (торговалась) Барби несколько месяцев. Хефнер даже поехал знакомиться с её родителями. Все эти излишества он мог себе позволить ради развлечения, ибо тем временем ёб множество других баб. Это – в отличие от общенародно пропагандируемого ухаживания всухую, не ебясь ни с кем, доводя себя до умопомрачения, когда от невыносимой похоти согласен жениться на всякой суке, которая, пока не кончил, кажется тебе красавицей. Но подумать только – сколько девичьей подлости и расчётливости надо было этой Барби иметь, чтобы месяцами (!!!) с Хефнером целоваться, жаться, истекать пиздой и всё равно не давать. Какая жестокая торговля и наглая проституция! Но именно такое поведение именуется нравственным.
Ещё раз можно лишь подивиться терпеливости и благожелательности Хефнера.
А когда на Валентинов день 1969-го Барби наконец согласилась дать Хефнеру на его знаменитой круглой кровати, над которой светилось зеркало, она в своих воспоминаниях не радовалась оргазмам, которых, быть может, поначалу Хефнер не мог в ней вызвать, а пишет, что была в психологическом шоке после ебли и лишь с облегчением думала, что хотя бы теперь не надо будет об этом деле волноваться. Не слишком лестный отзыв о хефнеровской сексуальной заботе о её наслаждении.
После дефлорации они вскоре отправились с тремя парами Хефнеровых друзей на курорт в Мексику. Хочется надеяться, что там они устраивали оргии, но, прослеживая отношение Хефнера к своим любимым бабам, он мужиков к ним не подпускал. Однако марихуану они там курили – это засвидетельствовано. Кстати, как и то, что Хефнер наркотиками не интересовался, и, зная об этом, никто в его присутствии не нюхал популярный тогда кокаин и тем более не кололся. Для Хефнера марихуана была редко приемлемым максимумом.