Аромат грязного белья (сборник)
Шрифт:
Дженнифер, или Джен, как ёе там сокращают, изучала в американском колледже русский язык да литературу и на каникулы не раз улетала в Петербург подучиваться. В колледже на занятиях по русской литературе она познакомилась со студентом по имени Кевин. Они несколько раз оказывались наедине, гуляя и толкуя о русской литературе, но ни разу даже не поцеловались, хотя влечение друг к другу они испытывали. После окончания колледжа они расстаются на шесть лет и не поддерживают никаких контактов. Джен работает в нью-йоркской прессе, и в январе 1998 года, когда все репортёры охотятся за Моникой Левински, Джен решает подготовить материал об обманном вывозе
Занимаясь таким сексуально возбуждающим журнализмом, Джен вспоминает, что Кевин давно работает в Петербурге в англоязычной газете и может оказаться ей полезен со своими местными связями. Другой, более веской, причиной для возобновления контакта с Кевином является серия неудач по поиску мужа, несмотря на активную половую жизнь, что ввергало Джен не только в депрессию, но и в анарексию, с которыми она успешно боролась с помощью таблеток и психотерапии.
Она знала через общих знакомых, что Кевин был женат, заимел ребёнка, развёлся, а также испробовал все возможные наркотики, запивая их алкоголем в таких изрядных количествах, что ему пришлось организовать в Питере первое общество Анонимных алкоголиков.
И вот Джен с тоски решила прощупать ситуацию. Она легко находит адрес электронной почты Кевина, пишет ему, он тотчас откликается, и с места в карьер начинается жаркий почтовый роман.
Под предлогом сбора материалов по нужной теме Джен организует себе командировку в Питер, где её встречает Кевин и погружает по горло в пахучую российскую жизнь. У них начинается любовь до гроба с планами женитьбы и установленным количеством будущих детей.
Очарование Россией усугубляется тем, что Джен живёт в Петербурге, который она считает самым подходящим городом для любовников, противопоставляя его традиционному, но недостойному, с её точки зрения, конкуренту – Парижу.
В Москве же Джен не видит ничего магического, присущего Питеру. Так что ей крупно повезло с декорациями для первых актов её любовной драмы.
Несмотря на перманентное отсутствие туалетной бумаги в туалете аэропорта и частое отключение горячей воды в квартире, Джен смиряется с российскими неудобствами, получая взамен то, чего ей не хватало у себя на родине. Например, в России ей не приходилось самой таскать свои чемоданы, а это делали за неё мужчины – это давало ей радость ощущения себя женщиной. (А в Америке равноправные женщины сами таскают равновесные чемоданы.) Вот что пишет Джен:
Пусть изнасилования в России носят эпидемический характер. Пусть законы против сексуального домогательства практически не существуют. Пусть битьё жён в порядке вещей. Но рыцарство здесь ещё не исчезло.
(Даю перевод с женского языка на мужской: «Открой галантно для меня дверь, а за ней можешь меня хоть насиловать».)
Да за такое признание вслух её бы распяли американские феминистки вместе с домохозяйками и закуренными студентками. Да будь Джен в Штатах, она и сама от слова «изнасилование» стала бы возмущённо вопить, исходя пиздяной слюной. (Она признаётся Кевину, что мечтала быть изнасилованной.)
Джен к месту вспоминает, что в теории кинематографии линза камеры приравнивается к фаллосу, а фотографирование –
Джен радостно соглашается даже с «оскорблением чести и достоинства» – когда Кевин в баре объяснил другим мужчинам, что Джен «его сука» (I told them you’re my bitch), Джен не оскорбляется, что пришлось бы ей сделать в Америке, а испытывает приятное ощущение принадлежности Кевину.
Когда в казино негр-охранник одобрительно хлопает её, проходящую мимо, по заду, она не закатывает истерику и не бросается к адвокату, а чувствует, что её просто по достоинству оценили.
Так в России Джен становится женщиной, потому что мужчины относятся к ней как к женщине.
Сначала, по американской инерции, Джен ещё воспринимает проституцию как обязательное унижение женщин. Вскоре после своего приезда в Питер Джен и Кевин интервьюируют высокооплачиваемую красавицу проститутку с обязательным именем Наташа.
На заявление Наташи, что она любит свою работу, Джен задаёт зазубренный в американской школе жизни вопрос:
– Как ты можешь это любить – ведь ты полностью отдаёшь власть над своим телом – разве это не страшно?
Наташа благоразумно отвечает:
– Посмотри, как мужчины исходят слюной, глядя на девушек в клубе, – и после этого ты мне скажи, в чьих руках власть.
На это Джен не находит что ответить.
Вместе с тем Джен с трепетом ощущает, что работа над темой женской работорговли по-прежнему вызывает эротические ощущения. Гражданского порыва в Джен не замечается, зато она переживает через общение с этой роскошной проституткой мужское обилие, которого Джен лишена в той же мере, как и красивой внешности.
Так, в любовной идиллии, Джен и Кевин сообща интервьюируют проституток и транслируют успешные репортажи в Америку.
Следует заметить, что одна из опытных проституток опровергает их теорию об обманном вывозе женщин в Америку – она считает, что все женщины, если они не окончательные дуры, догадываются, зачем их везут в Америку, что бы им ни плели устраивающие свои дела мужчины.
Проституция (не премину заметить) во многом напоминает актёрское мастерство. Если девушка мечтает стать актрисой, то все понимают, что она не стремится в задрипанный театр посёлка городского типа, а хочет стать звездой или, по крайней мере, работать в театре Москвы или Питера на ведущих ролях. И в то же время все знают, что вероятность этого невелика – подавляющее большинство актёров перебиваются в провинциальных театрах на мелких ролях и любят свою профессию, несмотря на отсутствие всенародной славы.
Однако если девушка мечтает стать проституткой (как множество юных самок в России), то все хватаются за голову, представляя её обязательно уличной, грязной, дешёвой. Тогда как девушки эти со всей определённостью мечтают стать высокооплачиваемыми проститутками. Элитными, говоря не по-русски. И шансы у них значительно выше, чем у актрисы стать звездой. Тем не менее улицы тоже должны быть заполнены проститутками, а не только роскошные номера многозвёздных отелей и виллы российских нуворишей. И Улица полна неожиданностей (вспоминая название старого советского фильма), то есть неожиданно хороших клиентов.