Аромат книг
Шрифт:
Опершись на письменный стол обеими руками, она снова уставилась на тёмно-коричневую обложку – и снова её мысли скользнули в другую сторону.
На противоположной стене висела большая карта Британских островов, в которой торчали многочисленные булавки с нанизанными на них бумажными флажками. Мерси тихонько вздохнула, обошла вокруг стола и стала одну за другой вытаскивать из карты булавки. Она начала с тех двух, которые были воткнуты дальше всего от Лондона: одна отмечала маленький городок на юго-западе Англии, другая – Эдинбург. Ещё одна булавка торчала из середины пустоши в Сассексе. Поместье, где ей удалось раздобыть
– Врёшь, не возьмёшь, – прошептала Мерси.
Она взялась за верхний край карты и одним махом сорвала её со стены. Секунду ей казалось, что на белёной стене остался отпечаток лабиринта лондонских трущоб – словно тень паучьей сети. Она скомкала карту и запустила её в направлении мусорного ведра. Бумажный ком отскочил от его края и закатился под кровать. Птичка-оригами в клетке злорадно захлопала крылышками.
– А теперь займёмся тобой, – продолжила Мерси, вернувшись за письменный стол и разглядывая кожаный переплёт ветератора.
С тех пор как она въехала в эту квартирку почти два года назад, сюда ни разу не попадали предметы, обладавшие более сильной аурой библиомантики, чем она сама. Даже раздобытые ею бутылки с главами книги она здесь не хранила – если бы кто-нибудь напал на её след, это было бы слишком опасно. На стене висела лишь узкая полка со справочниками и книгами, которые требовались ей для работы, однако на ней не стояло ни одного романа. Свою сердечную книгу она оставила в квартире Валентина над его книжной лавкой. Со дня, когда почти двадцать месяцев назад скончался Валентин, она ни разу не появилась в Сесил-корте.
– Ну всё, хватит отговорок, – сказала Мерси, проводя рукой по кожаной обложке без надписи. Кончики её пальцев отмечали каждую царапину и каждую зазубрину. Казалось, кожа прямо-таки пронизана библиомантикой.
Девушка опустилась на стул и отодвинулась назад: теперь она могла достать до ветератора, только вытянув руку. Указательным пальцем она сбросила крючок застёжки и откинула верхнюю крышку обложки.
То, что произошло потом, походило на то, как лопается по швам ящик, доверху набитый бумагой. Из-под обложки хлынули на волю многочисленные книжные страницы, на письменном столе происходил настоящий бумажный потоп. Сотни, а затем и тысячи страниц громоздились друг на друга, образовав сначала холм, а затем и островерхую гору из бумаги. При этом ни одна страница не соскальзывала на пол: все они удерживались вместе с помощью библиомантики.
Спустя каких-нибудь полминуты на столе возвышалась пирамида, состоявшая из нескольких тысяч книжных страниц и продолжавшая расти; пирамида эта напоминала гигантский бумажный кулёк, поставленный на стол остриём вверх, высотой с раскрытый зонтик, и была составлена практически симметрично, только кое-где из неё торчали уголки страниц или даже высовывались целые страницы.
И наконец листы, располагавшиеся вверху
– Тебе нужны очки, – вырвалось у Мерси, которая сидела, отодвинувшись на своём стуле далеко назад, с таким потрясённым видом, как будто в неё угодил пушечный снаряд.
– А у вас, миледи, двойной подбородок, если вы сидите с таким брюзгливым выражением лица. Если вы, конечно, простите мне эту дерзость.
Она сглотнула и выдвинула подбородок вперёд:
– Я ценю в собеседниках честность.
– Тогда, с вашего позволения, вам следовало бы привести волосы в порядок и отказаться от привычки грызть ногти.
– Пожалуй, столько честности я не вынесу.
В основании перевёрнутого кулька что-то зашуршало: с каждой стороны из-под стопки листов вылезли по три толстых пальца, три слева и три справа.
– Единственный человек, которому разрешается стоять на этом столе, – это я, – заметила Мерси.
– Прошу прощения. – Кряхтя, ветератор неуклюже спрыгнул на пол и, слегка покачиваясь, встал перед Мерси; в его широком основании лежала раскрытая кожаная обложка, но её не было видно. У этого странного существа не было ни рук, ни ног, но было шесть пальцев, и Мерси втайне радовалась этому: иначе он, возможно, ринулся бы расчёсывать её спутанные волосы на манер придворной камеристки.
– Ты больше, чем я думала, – сказала она.
Она по-прежнему сидела на стуле, поэтому её глаза находились примерно на уровне глаз ветератора. Его мятое, сморщенное лицо во всех направлениях покрывали строчки: страницы здесь сходились под самыми невероятными углами. На его широком приплюснутом носу красовались слова «центробежная сила», однако это не означало, что в следующий раз там будет написано то же самое: каждый раз, когда Всезнайка восставал из своей обложки, страницы, из которых он состоял, образовывали новые сочетания.
– Значит, Седжвик сдержал своё слово, – пробормотала она.
– Мне незнаком джентльмен, носящий это имя.
– Похоже, мне также следует отказаться от привычки размышлять вслух.
– Я в высшей степени молчалив. Никто никогда не узнает, о чём мы беседуем. Или о чём вы размышляете вслух.
– Вообще-то я полагала, что ты должен всего лишь отвечать на мои вопросы, когда я задаю их. Как энциклопедия. – Она опустила глаза на его круглые пальцы. – Энциклопедия, у которой есть пальцы.
– Разумеется. – Он разговаривал напыщенным тоном дворецкого. – Если миледи желает получить справку, я немедленно…
– Любимая пища «чёрной вдовы».
Ветератор громко кашлянул. С бумажной пирамиды слетел листок и спланировал на пол.
Мерси подняла его. Это был листок из какого-то справочника. Верхние несколько строк она оставила без внимания, первый же новый абзац на листке начинался напечатанными жирным шрифтом словами: «Latrodectus tredecimguttatus, или европейская чёрная вдова, – вид пауков…» Ниже следовал сухой высоконаучный текст, но, прежде чем Мерси успела пробежать его глазами, Всезнайка пояснил: