Аромат тьмы
Шрифт:
Я слушала и во все глаза смотрела на еще больше выходившего из себя отца семейства. Первый удар по лицу мальчишки сопровождался взрывом черноты, совершенно непонятным образом щедро выплеснувшейся из взбешенного мужчины. Зрители загомонили громче, закричала жена Петруса, кинулась к мужу, схватила его за ноги и умоляла успокоиться и не трогать сына. Девочка, закусив кулак, содрогалась от рыданий. А во мне усиливался голод, все больше и больше, рывками, как собака, рвавшаяся с привязи. Тягучий, мучительный, разъедающий мое нутро кислотой, разрастающийся пустотой, которую до дрожи в конечностях необходимо было чем-то заполнить.
Мне не встречались буйствующие наркоманы вживую,
Я каким-то образом, словно ноги сами действовали, оказалась рядом с бушевавшим Петрусом. Он в этот момент хлестким ударом отправил сына на землю и пнул, отталкивая от себя обвивающую его колени жену сапогом. Я коснулась его плеча, ощутила, как перекатываются под грубой рубашкой стальные мускулы, как горит внутри кровь… щедро разбавленная чьим-то черным проклятьем…
Я бы под пытками не смогла объяснить, как догадалась действовать. Потому что все происходило по наитию, словно моя темная магическая сущность действовала на инстинктах, как новорожденные котята тянутся к соску матери за молоком как глотком жизни. Так и я, заглянув в безумные, почерневшие от злобы глаза мужчины, грудным мурлыкающим голоском Пантеры Багиры, попросила:
— Откройся мне! Выпусти зло наружу, свою ненависть, ярость, жажду убивать. Я все заберу, освобожу, дам вздохнуть спокойно…
Дальше я ощутила себя пылесосом, который вместо вездесущего песка и пыли собирал чужую темную магию, первозданное зло. Первый же «глоток» подсказал, открыл мне свою суть. Я не ошиблась, это было именно проклятье. Кто-то действительно позавидовал влюбленным и проклял мужчину, затмив безраздельную и светлую любовь к жене и детям черной ненавистью и злобой. И чем больше он их любил, тем сильнее ненавидел.
Когда я высосала из него все проклятье до капельки, мы оба рухнули на землю, только я — от «переедания», а он — без сил. Я улыбалась, как безумная, ощущая как мой дар жадно насыщается чужим злом, растворяет его, щедро заполняя моего кальмара силой, магией. Петрус, машинально вытерев кровь из-под носа, ошалело посмотрел на меня. Потом перевел взгляд на детей и жену, замерших в паре шагов от нас тесно прижавшись друг к другу, побитых, заплаканных. Его глаза, оказавшиеся голубыми, расширились от ужаса, он встал на колени и буквально пополз к ним. Упал в ноги и заплакал:
— Простите, простите меня, кровиночки мои.
Семья несчастного не сразу сообразила, что произошло и тоже ошалело смотрела то на него, то на меня. Пришлось объясняться:
— Это не он злобствовал, его кто-то проклял. Обернул его любовь в ненависть… — просипела я от переизбытка эмоций. И закончила. — Теперь он чист от зла. Зло не вернется.
Глава семейства, стоя на коленях, обнимал жену и детей за ноги и плакал, содрогаясь всем телом. Я с улыбкой кивнула женщине, и та наконец-то услышала меня, поверила. Сначала осторожно погладила мужа по волосам, зарылась в них пальцами и крепко прижала его голову к себе.
— Папа был заколдован? — просипел паренек.
Я опять кивнула. Встала и, отряхивая плащ от налипших травинок, негромко подтвердила:
— Теперь все будет хорошо.
— Стража! — ворвался в мой благостный настрой чей-то крик.
Ему вторили другие:
— Стража…
— Клыки Рамдера скачут…
Я
— Вот она… Темная… Черная… — завопил народ, тыкая в меня пальцами.
И я, засмотревшаяся было на нереального всадника на белом коне, сорвалась с места и понеслась прочь. И ведь всего лишь поела и заодно спасла семью от проклятья. Позади, нагнетая страха, грохотали по каменистой дороге копыта, а спину жег магический взгляд, если я верно понимала это ощущение. Я металась по городу как мячик от пинг-понга, а меня загоняли, как лису в ловушку. Только ее бы выдавал пушистый рыжий хвост, а меня — флер темной магии. А как по-другому объяснить, почему скрыться не удавалось? Я уже не чуяла ног, побывала в какой-то вонючей, грязной канаве с отходами и, вполне возможно, меня еще и по следам падающих с меня ошметков находили.
Но вот, наконец, в последний момент успела влезть в распахнутое окно заброшенной лачуги. Птичкой вспорхнула по рассохшейся лестнице, скрипнув лишь одной ступенькой, на чердак, и притаилась. Сердце колотилось с такой скоростью и силой, что казалось меня слышала вся округа. Поэтому, когда внизу дверь с грохотом ударилась о стену, я рефлекторно трансформировалась в тучку. Сквозь большую щель между рассохшимися досками я увидела преследователей, настолько близко, что даже чуяла их запах, смешанный с лошадиным потом. Протяни руку — и коснешься макушек. Страшно, но я словно приклеилась взглядом к щели, рассматривая аримских магов.
— Я заметил мелькнувший край плаща черной твари у этого дома, она влезла сюда! — с досадой рыкнул один из громил, что возглавляли моих преследователей, оглядываясь.
Черный сюртук до колен, потертые кожаные штаны, сапоги с коротким и широким голенищем, из которого торчат рукояти ножей. Светло-русые волосы до плеч и светло-карие глаза под тяжелыми густыми бровями. В руках длинный тонкий меч. Симпатичный и весьма брутальный мужчина, оценила бы я, будучи на Земле. Но на Ариме он ужаснул до ледяного комка внутри и желания закопаться поглубже, да хоть под землю, лишь бы подальше от него.
— Ты прав, Дашейн, тут все провоняло тем дерьмом, в котором она перемазалась, — пробасил второй маг — широкоплечий брюнет с льдистыми голубыми глазами, одетый схоже с первым, но сюртук на нем темно-зеленого цвета.
Не знаю, обычные ли они стражи или жуткие Клыки Рамдера, которые напали на команду Лесиры, но все трое преследователей напугали меня до состояния тучки. Особенно красноволосый. По-моему, он понял, что спрятаться в единственной пустой комнате невозможно. Они вон даже в печку заглянули — проверяли, а вдруг я там. Красноволосый не гигант, как двое его «товарищей», скорее просто высокий, но не массивный, а поджарый, двигавшийся со звериной пластикой. Сверху его волосы смотрелись багровым водопадом, спадающим до ягодиц. Одет в темный сюртук до колен, на талии ремень, на котором закреплен кошель и два ножа. Черные брюки из ткани, а не гетры или чулки, как у многих горожан, заправлены в высокие, до колен, кожаные сапоги. Вроде неброская одежда, без украшений, но мужчину не спутать с простолюдином.