Ароматы кофе
Шрифт:
Какой-то звук. Я поднимаю голову. Она тут, быстро идет ко мне, ступая босыми ногами по полу. Глаза поблескивают под красным покрывалом. Останавливается. Мгновение мы смотрим друг на друга — если остановиться, не переходить грань, то именно сейчас. Но я распахиваю руки, и она, ахнув, бежит ко мне. Ее кожа пахнет кофе: она весь день трудилась средь мешков Бея, и ее губы и ее шея хранят аромат пахнущих дымком жарящихся зерен. И не только, еще и melange [42] пряных запахов: кардамона, розовой воды, мирры.
42
Смесь (фр.).
Вдруг
— Я не ожидала, что будет так.
— Как?
— Что я так сильно тебя захочу. Это как голод.
Я чувствую, как ее пальцы скользят мне под сорочку, их прохладу на своем теле. Мы снова целуемся.
— Я не могу остаться, — говорит она. — У меня всего несколько минут, но я не могла тебя не повидать.
Ее тело, извиваясь, приникает ко мне. Я, весь в огне, снова прижимаю ее к себе.
— Надо подождать, — бормочет она будто про себя.
— Ждать? Чего? — выдыхаю я.
Перед каждой фразой — вечность, слова просачиваются между поцелуями.
— Когда он уедет. Обратно на побережье, со своим кофе.
— И тогда что?
— Ты не понял? Тогда я отдамся тебе. Только тогда.
Вид у нее торжествующий. Она все рассчитала. Она хочет со мной переспать — покончить со своей драгоценной невинностью. Вложенное в нее Беем сгинет так же бесследно, как если бы он разметал все свое богатство по пустыне. Такова будет ее великая месть человеку, купившему ее.
— Когда он поймет, он взбесится от ярости!
— Да, — говорит она. — Он убьет меня. Но он и так меня убивает, придерживая в таком качестве. И если мы как-нибудь ночью сумеем… — Она заглядывает мне в глаза. — Оно стоит того. По крайней мере, умру, узнав, что такое любовь.
От ужаса мне становится не по себе:
— Неужели нельзя как-то иначе… Не подвергая себя такой опасности?
Она качает головой:
— Не беспокойся, он ни за что не узнает, что это с тобой… Если даже перед смертью меня будут пытать.
— Ты не должна умереть, — пылко говорю я. — Послушай, Фикре! Никто не должен умереть.
— Ну и пусть умру, — шепчет она. — Ночь любви, и за нею смерть. И довольно.
— Нет, Фикре, обещаю, я что-нибудь придумаю…
— Поцелуй меня, — говорит она. Я ее целую. — Я готова ко всему, что он надо мной сотворит. Надо подождать, пусть он уедет. Только тогда.
Со стоном я отпускаю ее. Она отступает на шаг, медлит, в последний раз оглядывается на меня. И вот все, что остается после нее — лишь этот запах: кофе, розовой воды и пряностей.
Глава тридцать восьмая
Ямара,
август
Дорогой Хант!
Наконец оставили позади последний оплот цивилизации, и теперь наш путь идет через лес в поисках земли, которую нам предстоит возделать. Это похоже на путешествие в Каменный Век — вместо зданий крытые соломой хижины, вместо дорог — звериные тропы. А шатер над головой настолько непроницаем, что до нас, как до земляных червей, почти не доходит солнечный свет. Временами попадаются просветы, где высятся гигантские, в человеческий рост, деревянные, причудливо раскрашенные фаллосы. Полагаем, что это какие-то тотемы или фетиши.
Встречаются прелюбопытные местные типы — похоже, каждая долина становится приютом новому племени. Самцы щеголяют в бусах из слоновой кости и медных серьгах, женщины красят волосы в алый цвет и выбеливают лица. Все — мужчины, женщины и дети — курят большие длинные сигары, скрученные из листьев табака, и никто особенно не утруждает себя работой. Вчера я выменял за рыболовный крючок ожерелье из львиных зубов. Судя по запаху, лев был мясоед, но обходился без зубной щетки. Представляю себе, какой фурор вызовет этот предмет, когда я снова окажусь в кафе «Руайяль».
Со мною приключилось и кое-что еще — настолько это странно, что не решаюсь даже об этом писать из опасения, что ты сочтешь меня безумцем. Но все же мне необходимо с кем-нибудь поделиться, и, разумеется, этот «кто-то» не Гектор. Ну, так вот, друг мой: кажется, я влюбился. Да; как ни нелепо это звучит, но здесь, в этой глуши меня постигла жгучая страсть. Объект моих чувств — девушка по имени Фикре — африканка. И, сознаю, что еще более нелепо, — она в некотором роде из прислуги. Однако прекрасно образована и биография ее в высшей степени необычна. Ситуация, как ты, должно быть, догадываешься, весьма щекотливая. Дама, о которой идет речь, уже связана с другим лицом, к которому она не питает никаких чувств. Как бы то ни было, не вижу возможности для себя жениться на ней, да и было бы неловко расторгнуть нашу с Эмили помолвку, поскольку я управитель плантации ее отца. Словом, все весьма и весьма непросто. Одно для меня ясно — никогда еще в жизни я не испытывал к женщине ничего подобного, — и, кажется, то же она чувствует и в отношении меня. Я еду сквозь чащу, полный сладких воспоминаний о нашем последнем с ней свидании, и сам себе улыбаюсь. Гектор гневно утверждает, будто я жую кхат, это местный наркотик! Ничего подобного, я и без дурмана чувствую прилив жизненных сил, как никогда.
Трудно представить, когда я сумею отправить это письмо: возможно, смогу передать его кому-то, кто отправится на побережье. Порой, бросая взгляд вниз сквозь просветы в лесу на бесконечные, густо покрытые зеленью долины, я испытываю такое чувство, будто переступаю через некий порог, словно вот-вот пройду насквозь мощную изгородь и совершенно исчезну из вида.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Закон джунглей
Вырастают новые районы, открывая новые возможности для предпринимательства и капитала, успешность их развития изменяет облик областей, пусть прежде поросших густыми джунглями, ныне то тут, то там покрытых присущими для индустриального общества роскошными зелеными садами с белеющими среди них особняками европейских предпринимателей. Смотреть на то, как осуществляется переход из одних рук в другие — от Природы к Человеку, — зрелище поистине незабываемое. Прекрасные, плодоносящие плантации, отвоеванные у первобытного варварства, уже заполняют лощины пусть еще дикой горной долины, со всех сторон окружаемой вздыбленными массивами лесов, лишь ждущих своей очереди пред занесенным топором лесоруба… —