Арсен Люпен – джентльмен-грабитель (сборник)
Шрифт:
История Малаки так же сурова, как само название, такая же стойкая, как его силуэт. Она состоит из сражений, осад, приступов, грабежей и убийств. По вечерам на посиделках жители края Ко с содроганием вспоминают о преступлениях, совершенных здесь, и рассказывают множество таинственных историй. Люди судачат о знаменитом подземном ходе, который в былые времена вел в аббатство Жюмьер и в мануарий Агнессы Сорель, прекрасной подружки Карла VII.
В этом древнем логовище героев и разбойников жил барон Натан Каорн, барон Сатана, как некогда звали его на бирже, играя на которой он внезапно разбогател. Разорившиеся сеньоры Малаки были вынуждены продать ему за краюшку хлеба обитель своих предков. Там он разместил свои восхитительные коллекции мебели и картин, фаянса и резного дерева. Он жил один с тремя старыми слугами. Никто никогда не входил в его замок. Никто никогда не любовался в этих древних залах тремя полотнами Рубенса, двумя картинами Ватто, креслом с высокой спинкой работы Жана Гужона и многими другими чудесами, вырванными с помощью банковских билетов из рук самых богатых завсегдатаев публичных торгов.
Натан Каорн боялся. Не столько за себя, сколько за сокровища, накопленные с удивительно стойкой страстью и с такой прозорливостью любителя, что, говоря о бароне, даже хитрые торговцы не могли похвастаться, будто ввели его в заблуждение. Барон Сатана любил свои безделицы. Он любил их жадно, как скупец, ревностно, как влюбленный.
Каждый день перед заходом солнца четыре окованные железом двери, расположенные по краям моста и при входе во внутренний дворик, запирались на множество запоров и засовов. При малейшем шуме тишину разрывали электрические звонки. Со стороны Сены опасаться было нечего: там возвышалась остроконечная скала.
И вот однажды в пятницу сентября на мосту, как всегда, появился почтальон. И по заведенному правилу тяжелую дверь приоткрыл сам барон.
Он внимательно оглядел почтальона с ног до головы, словно прежде никогда не видел добродушное лицо и насмешливые глаза крестьянина. Тот, смеясь, сказал:
– Это я, господин барон. И никто другой не мог взять мою куртку и фуражку.
– Кто знает… – пробормотал Каорн.
Почтальон вручил барону стопку газет. Потом добавил:
– А теперь, господин барон, у меня есть новость.
– Новость?
– Письмо… к тому же заказное.
Живущий уединенно, не имевший друзей или знакомых, которые могли бы проявить к нему интерес, барон никогда не получал писем. Ему это письмо сразу же показалось дурным предзнаменованием, и он встревожился. Кто был таинственный корреспондент, который побеспокоил его?
– Надо расписаться, господин барон.
Пробурчав что-то невнятное, барон расписался. Затем взял письмо, подождал, пока почтальон исчезнет за поворотом дороги, и, сделав несколько шагов, облокотился о парапет моста. Разорвав конверт, он вытащил квадратный лист бумаги, вверху которого было от руки написано: «Тюрьма Санте, Париж». Барон посмотрел на подпись: «Арсен Люпен». Ошеломленный Натан Каорн прочитал:
«Господин барон!
В галерее, соединяющей две гостиные, висит картина кисти Филиппа из Шампани, которая мне очень понравилась. Картины Рубенса тоже пришлись мне по вкусу, а также картины Ватто. В правой гостиной я хочу отметить сервант в стиле Людовика XIII, гобелены Бове, круглый столик в стиле ампир с подписью «Жакоб» и сундук в стиле Ренессанса. В левой гостиной стоит стеклянный шкаф с драгоценностями и миниатюрами.
На этот раз я довольствуюсь этими предметами, которые, по моему мнению, легко сбыть. Прошу вас упаковать их надлежащим образом и отослать на мое имя (оплаченным платежом) на вокзал Батиньоль не позднее чем через неделю… В противном случае мне придется самому заняться их перевозкой в ночь со среды 27 на четверг 28 сентября. И, желая вознаградить себя за труды, я не ограничусь указанными предметами.
Прошу простить за беспокойство, которые я вам причинил, и принять мои уверения в глубочайшем почтении.
P.S. Главное, не присылайте мне самую большую картину Ватто. Хотя вы заплатили за нее тридцать тысяч франков на публичных торгах, это всего лишь копия. Оригинал сжег Баррас во время одной из оргий, при Директории. Посмотрите неизданные «Мемуары» Гара.
Тем более я не претендую на шейную цепь в стиле Людовика XV. Ее подлинность представляется мне сомнительной».
Письмо потрясло барона Каорна. Если бы под ним стояла другая подпись, барон и то встревожился бы. Но там стояла подпись Арсена Люпена!
Прилежный читатель газет, барон знал обо всем, что творится в мире воров и преступников, и, разумеется, о так называемых подвигах адского грабителя. Естественно, барон знал, что Люпен, арестованный в Америке его врагом Ганимаром, сейчас находится в тюрьме и вскоре должен состояться суд над ним.
Но барон знал также, что от Арсена Люпена можно было ждать чего угодно. Впрочем, точное знание замка, расположения картин и мебели уже само по себе было грозным признаком. Кто мог рассказать Люпену о вещах, которые тот никогда не видел?
Барон поднял глаза, любуясь суровым силуэтом Малаки, его крутым подножием, глубокой водой. Потом пожал плечами. Нет, решительно никакой опасности нет. Никто в мире не в состоянии проникнуть в неприкосновенное святилище, где хранились его коллекции. Никто, да. Но Арсен Люпен… Разве для Арсена Люпена существуют двери, подъемные мосты, стены? К чему самые невероятные препятствия и тщательно разработанные меры предосторожности, если Арсен Люпен решил достичь своей цели?
В тот же вечер барон написал в Руан, прокурору Республики. Он вложил в конверт письмо, полное угроз, и просил о помощи и защите.
Ответ не заставил себя ждать. Названный Арсен Люпен находится в настоящее время в Санте под строжайшим наблюдением. У него нет никакой возможности написать письмо, которое, скорее всего, было мистификацией. Об этом свидетельствовало все: логика, здравый смысл и реальность фактов. Тем не менее, желая перестраховаться, прокурор Республики назначил экспертизу почерка. И эксперт заявил, что, несмотря на несколько аналогий, почерк не принадлежал заключенному.
«Несмотря на несколько аналогий…» Барон запомнил только эти пугающие слова, в которых усмотрел признание в сомнениях. По его мнению, одного этого было достаточно, чтобы правосудие вмешалось. Его страхи усилились. Он то и дело перечитывал письмо: «В противном случае мне придется самому заняться их перевозкой». И эта точная дата: в ночь со среды 27 на четверг 28 сентября!..
Недоверчивый, скрытный барон не решался довериться даже своим слугам, преданность которых казалась ему вне всяких подозрений. Тем не менее впервые за многие годы он почувствовал необходимость поговорить с кем-нибудь, попросить совета. Брошенный на произвол судьбы правосудием своего края, он не надеялся защитить себя собственными средствами и собирался поехать в Париж, чтобы попросить помощи у какого-нибудь отставного полицейского.
Прошло два дня. На третий день, читая газеты, барон вздрогнул от радости. «Ревей де Кодебек» опубликовал короткую заметку: