Арсик
Шрифт:
— Между прочим, красный цвет не имеет никакого отношения к любви, — сказал вдруг Арсик.
Лаборантки тут же прекратили работу и уставились на Арсика. Тема любви была для них животрепещущей.
— Арсик, поясни свою мысль, — сказала Катя.
— Любовь — это нечто желто-зеленое, — продолжил Арсик. — В основном три спектральные линии.
— Желто-зеленое! — возмутилась Шурочка. — Ты, Арсик, ничего в любви не понимаешь!
— Совершенно верно, — сказал Арсик. — Но длины волн, соответствующие любви…
— Арсений, — сказал я. — Не отвлекай народ по пустякам.
Теперь уже лаборантки с возмущением
— Очень странно, Геннадий Васильевич, — заметила Шурочка. — В вашем возрасте встречаются мужчины, которые еще способны любить.
— Зато в вашем возрасте, Шурочка, редко встретишь человека, способного думать и рассуждать. К сожалению, — сказал я.
— Подумаешь! — обиделась Шурочка. — И носитесь со своим умом, никому он не нужен.
— Диспут окончен! — объявил я. — Все обсуждения переносятся на послерабочее время.
В лаборатории стало тихо. Шурочка и Катя демонстративно работали. Арсик припал к окулярам установки, крутя пальцами какие-то ручки. Глаза его были закрыты окулярами, но рот расплывался в блаженной улыбке. Потом губы сложились трубочкой, и Арсик издал звук, похожий на поцелуй.
— Я вас любил, любовь еще, быть может… — сказал он.
— Арсений! — негромко, но внушительно сказал я.
Арсик оторвался от окуляров. В глазах его была безмятежная мечтательность. Она совершенно не соответствовала моим представлениям о работе, физике, деловой атмосфере и научном прогрессе. Она не соответствовала также моему настроению. Уже два месяца мы топтались на месте. Мы транжирили время. У меня даже появилась мысль, что все мы ждем пенсии, как Игнатий Семенович. Не все ли равно, сколько ждать: два года или тридцать лет? Все эти соображения действовали мне на нервы и выводили из себя.
— Будь любезен через три дня представить мне письменный отчет о проделанной работе, — сказал я Арсику.
Самое интересное, что больше всех испугался Игнатий Семенович. Он сделал сосредоточенное лицо, стал рыться в столе, достал кучу толстых тетрадей с закладками, всем своим видом изображая деятельность. Арсик же, не меняя позы, протянул руку вниз и вынул оттуда листок бумаги. Он черкнул на нем несколько строк, изобразил какую-то схему и, подойдя ко мне, положил листок на мой стол.
— Вот, — сказал он. — У меня готово.
Там было написано.: «Отчет о проделанной работе. Появилась одна идея. Оптическое запоминающее устройство». Дальше шла схема и несколько формул.
Первым делом я подумал, что Арсик издевается. Но потом, взглянув на формулы, я убедился, что идея заслуживает внимания. Арсик
— К каналам связи это не имеет отношения, — извиняющимся тоном сказал Арсик.
— Все равно здорово! — сказал я. — Рассчитай только все до конца.
— Ой, Геша, не хочется! — взмолился Арсик. — Там же все понятно. Расчет не требует квалификации, — шепотом добавил он и показал глазами на Игнатия Семеновича.
— Черт с тобой! — буркнул я и подозвал к столу старика.
Игнатий Семенович долго и недоверчиво изучал схему Арсика. По-моему, он прикидывал в уме, потянет ли расчет.
— У американцев ничего похожего я не встречал, — сказал он наконец. — Может быть, посмотреть у японцев? Нужно заказать переводы.
— Нет этого у японцев, — сказал я. — Вы же видите. Если бы такой элемент был, все бы о нем знали…
— Да, это, пожалуй, открытие, — с достоинством признал Игнатий Семенович. — Но как быть с авторством? Если я выполню основополагающие расчеты…
— Впишем всех, — сказал Арсик. — Гешу, вас и меня.
— Я согласен, — сказал Игнатий Семенович.
— Когда будем патентовать, решим этот вопрос, — сказал я. — Во всяком случае, я этим заниматься не намерен, следовательно, никакого моего авторства в работе не будет.
Игнатий Семенович пожал плечами и вернулся на свое место с листком Арсика. Я был вне себя от злости. Только сейчас я понял, как удружил мне профессор Галилеев, подсунув старика. Игнатий Семенович был рекомендован как автор сорока статей и обладатель семи авторских свидетельств. Все эти работы были коллективными. Между прочим, фамилия Игнатия Семеновиа была Арнаутов. Это обстоятельство позволяло ему, как правило, стоять первым в списке авторов. Тоже немаловажно, поскольку при ссылках на статьи обычно пишут: «В работе Арнаутова и др. с убедительностью показано…» И так далее.
Следовательно, Арсик со своей красивой и остроумной идеей попадал в разряд «др.».
«Ну нет! — подумал я. — Арсик будет стоять первым, чего бы мне это ни стоило».
Таким образом, Арсик откупился от меня идеей, и я позволил ему заниматься, чем он хочет. Бог с ним! Если он хотя бы раз в полгода будет выдавать нечто подобное, его присутствие в лаборатории себя оправдает. Лишь бы он не очень мешал своими разговорами о любви и непонятными шутками. Они расхолаживают коллектив.
Вскоре я уехал в командировку. Все были при деле. Игнатий Семенович раздобыл настольную вычислительную машину и рассчитывал элемент Арсика, сам Арсик возился с установкой, а лаборантки заканчивали мою схему. В лаборатории царил приятный моему сердцу порядок. Я уехал с легкой душой, выступил на конференции и вернулся через три дня.