Артания
Шрифт:
Кордоны между Куявией, Артанией и Славней сложились как бы сами, где по рекам, а где по горным хребтам, там зимой вовсе ни пройти, ни проехать, да и летом непросто провести войско горными тропами, а вот сейчас он на высшей точке каменного плато, солнце жжет кожу, но почему во всем теле ширится, расползается смертельный холод могилы?
Там внизу уже Славия… Славия в виде сплошного топкого болота, поросшего предательским мхом. Даже не кочками, тогда можно бы еще попробовать прыгать с одной на другую, как делают это порождение жаб – славы… хотя, если честно, он никогда
Болото бесконечное, тухлое, даже сюда, на такую высоту донесло сладковатый запах разложения, гнилья, особенно мерзкий для человека чистых солнечных запахов степи. Кое-где пятна не зеленые, а вовсе желтые, а то и красноватые, словно нарывы на теле человека или животного. А вон там бугрится, будто из мерзких глубин поднимается исполинский пузырь болотного газа, уперся в моховой покров, ищет, где прорвать…
Придон вздрогнул, наконец-то ощутив, что видит не пузырь болотного смрада, а холм, поросший лесом. И не болото там вовсе, а сплошной дремучий лес, что с этой высоты выглядит толстым слоем мха на стареющем болоте.
За спиной Родзяник долгое время смотрел с седла, слез с великой неохотой, будто этот обрыв его изумил до крайности, а ведь еще Дунай говорил, это эти двое знают все дороги как свои пять пальцев, даже бывали в Славии не раз. Щелепа соскочил на землю бодрее, с Родзяником переговаривались вполголоса, Придон не прислушивался, только слышал в голосе Родзяника сильнейшее раздражение. За спиной послышались шаги.
– Как будем слезать? – спросил Щелепа. Он подошел ближе, опасливо вытянул голову. Чертыхнулся, отступил. – Ничего не боюсь, но вот высоты…
– Так зачем же вызвался? – спросил Придон.
– Я ж говорю, – ответил Щелепа с обидой, – что ничего не боюсь! Мне бы только слезть…
Подошел Родзяник, скалил зубы. Придону очень не понравились глаза бывалого воина. Так смотрят лишь на человека, которому вот-вот нанесут смертельный удар. Правда, Родзяник тут же отвел взгляд, даже улыбнулся, но Придон ощущал себя так, словно по груди проползла большая холодная змея.
Щелепа, посвистывая, принялся снимать с заводного коня мотки прочнейшей веревки. Закрепил конец за выступ скалы, остановился в задумчивости. Родзяник сказал раздраженно:
– Что застыл? Другой конец себе за пояс – вот и все.
– А вдруг расстегнется? – спросил Щелепа. – Я ж так хорошо пообедал…
– Тогда обвяжись, – посоветовал Родзяник. – Только и всего.
– А дальше?
Придон, не обращая на них внимания, потуже затянул перевязь, ножны меча бога войны прижались к спине, как будто стали ее частью. Родзяник посматривал неодобрительно, сказал наконец:
– Это не мое дело, но… тебе лучше передать эти ножны одному из нас.
– Почему? – спросил Придон враждебно.
– Тебе спускаться первым, – объяснил Родзяник. – Если там какая-то дрянь, то и драться в одиночку. Мы когда еще поспеем!
– Ну и что?
– Если по привычке схватишься за рукоять меча, – объяснил Родзяник, как дурачку, – а
– Я не схвачусь за рукоять меча, – сказал Придон. А Щелепа буркнул за его спиной:
– Гордые артане дерутся только топорами. Как плотники.
– Эй-эй, – сказал Родзяник, – не дразнись. У нас сегодня будет нелегкий день… Хотя, если честно, я бы меч все-таки передал. У тебя, доблестный Придон, руки должны быть свободны.
– Обойдетесь, – буркнул Придон.
Что-то в его тоне не понравилось Родзянику, он вскинул тонкие женские брови.
– Ты что… нам не доверяешь?
– Когда меч за спиной у меня, – сказал Придон насмешливо, – вам не так захочется перерезать веревку.
Щелепа оскорблено фыркнул, Родзяник покачал головой.
– Зря ты так.
– Он нас обижает, – сказал Щелепа печально.
Придон, не слушая, обвязал веревку вокруг пояса. Во всем теле был холод, кончики пальцев покалывало. Он рожден в Степи и для Степи, для него вот так, на край бездны – это холод во внутренностях и страх во всем теле, это душа в пятках, это запрятанный глубоко свинячий визг, что рвется наружу…
Внезапно холод пронзил его до мозга костей. Резкий, ужасающий холод, тело застыло, а с последним выдохом вылетело облачко пара. Он силился крикнуть, но губы не двигались. Кровь замерзла, превращалась в льдинки, он чувствовал, как эти льдинки начинают разрывать ткань.
За спиной послышались шаги. Он успел удивиться и обрадоваться, этот холод сковает только его, так что еще не все потеряно, но донесся довольный голос Щелепы:
– Как ты его шарахнул!.. Он уже инеем покрылся.
– Теперь талисман выбрасывать, – послышался раздраженный голос Родзяника. – Я не думал, что он вот так весь… Дунай обещал, что на десять героев или сотню простых воинов хватит!
– А может, этот и стоит десятка героев, – ответил Щелепа. – А уж сотни простых он точно стоит…
Он зашел справа, Придон видел его краешком остановившихся глаз. Получалось плохо, глазные яблоки как будто подернуло инеем, он видел только мерцающий силуэт. Ему показалось, что на голове этого человека, если это человек, гребень, а руки чересчур короткие, чтобы оставаться человеческими.
– Да? – слышался злой голос из-за спины. – Мне этот талисман обошелся в три мерки золота!
– Брось, – сказал другой голос утешающее, – нам дадут десять мерок. Забыл?
Придона толкнули в спину, за спиной кто-то кряхтел, сопел, дергал за ремень. Родзяник зашел спереди, на Придона внимания уже не обращали, деловито пытались расстегнуть пряжку перевязи, та примерзла, оба бурчали, ругались, дергали его взад-вперед.
Щелепа сказал злобно:
– Да шарахни по нему молотом! Рассыплется, с обломков снять проще.
– Где молот ты увидел?
– Где-где… Да вон тебе чем не молот?
Придон не видел, куда указывает палец Щелепы, догадывался, рядом россыпь крупных валунов. Слышалось кряхтенье, затем на плечо обрушился тяжелый удар. Боли он не ощутил, только небо и каменистое плато сдвинулись, опрокинулись. Он обнаружил, что лежит на боку.