Артефакт
Шрифт:
«Я в некотором смущении, мне непонятно как можно использовать эти артефакты» — моя мысль повисает в пространстве как знак вопроса.
В огненных глазах жрицы мелькает удивление, затем возвращается прежняя решимость: «Придёт час, и ты поймёшь как с помощью их извести нечисть. Иначе и быть не может!»
— Никита, что это было? — прерывает наш диалог Семён.
В удивлении обращаю взор на друга. Ну да, конечно! Он же не слышит нашей речи! У нас общение на телепатическом уровне. Он в замешательстве, видит, происходит нечто странное, а душа томится от любопытства.
— Извини, я должен был подумать о
— Я так испугалась, когда каменная тётя ожила, — неожиданно пищит Светочка.
— А я совсем не боялся, — блестит клыками Игорёк.
— Врёшь, ты чуть не описался от страха! — возмущается девочка.
— Я некого не боюсь!
— Стоп. Не ругайтесь, мы все испугались, — урезониваю детей.
— Всё равно я не боялся, — хмурится мальчик и получает по уху от подружки.
— Придёшь ко мне, не дам волчонка погладить, — мстительно заявляет Игорь.
— Ладно, уж, храбрец, — неожиданно обнимает его Светочка. — Хорошо, пусть ты не боялся, зато как я испугалась, — звонко заверещала она, окончательно обезоружив этим откровением доброго мальчугана.
Вновь поворачиваюсь к пещерной женщине. Напряжённость на её лице сменяет благодушная улыбка. Она с удовольствием смотрит на ребят, но замечаю, её гложет тревога, внезапно догадываюсь, она боится за их жизнь.
«Ты чем-то обеспокоена?»
Она обжигает меня вспышкой огня своих глаз. Затем пылающий свет гаснет, затаившись в вертикальных зрачках.
«Обеспокоена? О, да! Нельзя сейчас идти за артефактами. Вы, люди с поверхности. У нас с вами, давняя вражда, вас растерзают, детей зажарят живьём».
«Что?» — я не верю своим ушам. «А как же предания? Общий враг?»
«Об этом знают лишь посвящённые жрецы, их не достаточно много. Тайна артефактов не доступна народу пещер, это обычная мера предосторожности, но она может сыграть злую шутку со всеми нами» — её мысль окрашивается в тоскливые тона. «В тоже время необходимо спешить».
«Сделаем проще, мы подождём здесь. Ты принесёшь их сюда. Часть проблем будет снята».
Жрица ухмыляется: «Да кто ж мне разрешит их вынести из сокровищницы. Твоё присутствие обязательно. Ты должен доказать, что Избран, а не сможешь, тебя убьют и съедят».
«Дела», — я развожу руками. «Идти нельзя и не идти нельзя, нормально, а главное логично».
«Им нельзя», — поправила меня жрица. «Тебе можно, но осторожно», — чисто по-человечески шутит она.
По-новому
«Мы не имеем ничего общего с тем племенем» — презрительно поджимает губы пещерная женщина.
«В мыслях копаешься?» — сурово сдвигаю брови.
«Ничего личного, обычная рутинная работа» — отмахивается жрица.
«Я запрещаю!» — вспыхиваю я.
«Не запрещай, а научись прятать мысли» — парирует она.
«Как?» — растеряно, спрашиваю я.
Она смеётся столь весело, что я мигом таю, Семён улыбается, Светочка с детской непосредственностью прижимается к необычной женщине. Жрица ласково треплет её за волосы.
Стоп. Я неожиданно прозреваю, не я читаю мысли, она генерирует ответную реакцию на своё вторжение в мой мозг.
«Ничего, научишься» — её озорная мысль впорхнула в моё сознание, как взъерошенный воробей.
«А я уже размечтался, думал, ещё одним подарком разжился» -капитулирую я.
«Тебе сделали много подарков и этот в тебе есть, просто ещё не освоился. В то же время я бы опасалась иметь столько ценностей, могут потребовать отдачи. А если не справишься? Кара богов сокрушительна, всякая искра божья должна раздуваться в яркое пламя. Негодяи те, кто гасит этот дар в самом зачатке, или используют его для низменных потребностей, но каждому воздадут по заслугам, хочу сказать по секрету» — жрица прикрывает, в чёрных как космос глазах, горящие искры. «Ад есть, но он не под землёй, как думаешь ты и тебе подобные, он наверху, он рядом с вами. Вы ходите по острию ножа, оступитесь, взлетите прямо в него».
«А, что такое ад?» — по-дурацки выпалил я и даже краснею от неловкости. Я такой умный и взрослый, спрашиваю юную женщину, хотя и Высшую жрицу Огня, о вещах спорных и большей части мифических.
Улыбка бежит по молочно белой коже, из прикрытых ресницами угольных глаз, вырывается свет.
«Хочу огорчить тебя, мой юный друг, конечно, я молодая женщина, но лишь относительно своих соплеменников, время у нас иное и возраст в тысячу лет не является зрелым, а мне, по вашим меркам, чуть более трёхсот. Для вас я, дремучая ведьм» — она вновь смеётся. «Но для своих мужчин, конечно девочка, а вот насчёт ада… он не похож на картины, что рисуют ваши попы — это нечто другое, и в тысячу раз страшнее».
«Славно ты покопалась в моих мозгах» — удивляюсь я и мне очень неприятно.
«Ровно на столько, на сколько мне разрешили это сделать. Закрытых зон у тебя неизмеримо больше, чем открытых окон» — её мысль, несколько раздражённая, успокаивает меня.
Семён долго молчит, посматривает, как мы смотрим со жрицей друг на друга, порой улыбаемся, иногда хмуримся, он понимает, мы ведём беседу, но любопытство его просто раздирает, наконец, он не выдерживает: — Простите, что я вмешиваюсь в ваш разговор. Может, дадите немому вставить слово?