Артем (Федор Сергеев)
Шрифт:
Мы думаем, что мы выиграем в этой борьбе очень много; нас здесь почти не знали раньше. Нам очень многие сочувствуют сейчас. Я суечусь, как всегда. Русская привычка, нас здесь в городе русских какая-нибудь сотня, а шуму и суеты больше, чем от десяти тысяч англичан… На русских рабочих Австралия действует много лучше Америки. В Америке русские — синоним буяна, пьяницы, дикаря. Здесь в массе русские трезвы, зато они почти все учатся, почти все сразу примыкают к сознательному рабочему движению.
Одиночки, которые живут здесь «по-американски», еще резче подчеркивают основной, сознательно пролетарский тон русской колонии…»
Артем счастлив:
Каждое воскресенье социалисты — соратники Артема— выступают в Брисбене перед тысячной толпой рабочих. Приходят полицейские, хватают оратора, надевают ему наручники и увозят в тюрьму. Австралийцы, на глазах которых происходит все это, наглядно убеждаются в цене австралийской демократии. За попытку говорить — тюрьма. Вот они, смелые парни, настоящие защитники народных прав, — социалисты, которых травит буржуазная печать, которых сажают в тюрьму.
Артем в Брисбенской тюрьме
Высказанное в письме к Мечниковой предположение Артема о том, что его вскоре арестуют, что пришла пора тюремной паузы в его жизни, оправдалось раньше, чем это можно было ожидать.
Произошло это в воскресенье на главной улице Брисбена. Том Сергеев, взобравшись на какой-то ящик, окруженный тысячной толпой жителей Брисбена, говорил о беззакониях, творимых полицией. «Людей хватают и сажают в тюрьмы за то, что они осуществляют свое право на фри спич, освященное законами этой страны. Мы, социалисты, боремся за истинную демократию — за свободу слова, печати, собрания; за справедливое социальное устройство общества…» Недолго говорил Артем на главной улице Брисбена. Через толпу, грубо расталкивая слушателей и раздавая налево и направо удары дубинкой, к Артему пробивались рослые австралийские полисмены. А дальше все пошло по известному порядку. Оратора подхватили под руки, потащили в полицейский участок. Там Артему было предъявлено уже набившее оскомину обвинение: «Арестован и привлекается к судебной ответственности за устройство открытого воскресного митинга, предварительно не испросив на это разрешения».
В полицейском участке Артем пробыл всего лишь два часа, а затем был освобожден впредь до суда под залог, внесенный социалистической партией. Суд не заставил себя ждать. Уже на следующий день, в понедельник, Артем предстал перед полицейским судом. Он был осужден и сейчас же после окончания судебной процедуры взят под стражу.
«Скоро подали тюремную карету, меня и пятерых уголовных сковали ручными кандалами попарно и повезли в тюрьму».
Через час пути осужденные были доставлены на место. Еще один раз в жизни Артему представилась возможность изучить тюремный быт, на этот раз австралийской тюрьмы.
Ввели на двор, построили в шеренгу для обозрения начальством.
«В это время произошло мое первое знакомство с английскими надзирателями. Взглянув в сторону, я увидел одного из товарищей-социалистов; облаченный в арестантскую одежду, он стоял, вытянувшись перед надзирателем, и, отдавая ему честь, что-то говорил».
«Эта поразительная картина, — писал Артем, — показалась мне настолько комичной, что я стал улыбаться, едва сдерживая смех. Вдруг послышался крик по моему адресу:
— Внимание! Вы должны стоять смирно, руки по швам! Вы в тюрьме, и не забывайте этого».
Артем было запротестовал, но надзиратель — вежливый джентльмен — перебил его и возмущенно сказал:
— Разве вы не знаете, как должны отвечать тюремному начальству?
Артем чистосердечно признался:
— Не знаю.
— «Так точно, сударь!» — должны вы говорить, — пояснил надзиратель. Артем как бы вскользь заметил:
— Я, сударь, имею честь впервые быть клиентом австралийской тюрьмы, и потому, сударь, меня должны были сначала познакомить с правилами поведения в этих учреждениях, а потом уже требовать исполнения правил.
Артема отправили в отведенное ему тюремное жилище. Там он увидел просторную камеру, стены которой были выкрашены в нижней части белой, а в верхней желтой краской. Камера эта была похожа, по словам Артема, «на большой каменный гроб. Дно его (пол) было цементное. Под белым потолком — небольшое, забитое железной решеткой окно; дверь толстая, железная, без «глазка».
Обстановка камеры, по свидетельству опытного в этих делах узника, «была довольно разнообразна: деревянный столик и такой же табурет, прикованные цепью к стене. Щетка и жестянка для собирания пыли в камере, жестяная кружка с водой, жестяной тазик и такая же «параша», маленький половик и шесть одеял. В камере, как и во всей тюрьме, безукоризненная чистота. Ни нар, ни кровати в камере не оказалось. В этой тюрьме арестанты спят в особых гамаках. Любителям сильных ощущений и тем, кто находит жизнь легкой, я смело рекомендую эти гамаки как новый вид пытки… Гамак, конечно, лучше голых и грязных нар, но в Брисбенской тюрьме он так устроен, что спать возможно только после довольно продолжительной привычки к нему; в течение же нескольких первых дней пребывания в тюрьме никто в нем спать не может. Он устроен из куска длинной и узкой парусины с палками на концах и прикреплен крючками к двум противоположным стенкам одиночки. Получается такое выгнутое корыто, что голова и ноги арестанта висят в воздухе, а туловище почти касается пола».
Арестанту Артему за 4 копейки в день полагалось выполнять работу по уборке второго этажа одного из тюремных зданий. Громадный коридор нужно было три раза в неделю мыть и ежедневно подметать; ту же работу необходимо было делать в 20 камерах второго этажа. В обязанности Артема входило чистить камерные столы, все медные части на дверях, вычищать кружки, наполнять их водой. Но и этого мало.
«При уборке мне приходилось ежедневно скоблить и мыть… виселицу, помещавшуюся в том коридоре, который я убирал. Впервые попавший в тюрьму никак не узнал бы в местной виселице орудие удушения людей. Она устроена в высшей степени просто и кажется слишком примитивной для того, чтобы ею убивать людей.
Коридор второго этажа по длине его разделяется пустым пространством на две части, из которых каждая идет вдоль ряда одиночек. Для перехода с одной стороны коридора на другую оба они в трех местах соединяются проходами. В одном из таких проходов пол разделяется на две части в виде лежащих ворот. Над этим полом в потолке приделаны три крючка, один от другого на расстоянии 2 футов. К этим крючкам прицепляется веревка, петлю которой набрасывают на шею заключенному, стоящему на полу, особой рукояткой пол под осужденным опускается и — правосудие торжествует…»