Артемий Волынский
Шрифт:
В августе 1722 года Петр I принял ключи от древнего Дербента, но скоро вынужден был повернуть войска, не дойдя ни до Баку, ни до Шемахи — штормы вывели из строя корабли с продовольствием и прочими припасами для армии. Однако морская экспедиция полковника Шилова заняла в декабре Решт, столицу провинции Гилян. По этому поводу Екатерина в марте 1723 года написала Волынскому в Астрахань: «Его императорское величество писмом твоим о том деле, к его величеству писанным, зело доволен, и сей день, получа оную ведомость, отправлено благодарение Богу з достойным торжеством и стрелбою пушечною. О прошении твоем по челобитной о деревнях мы о тебе попечение имеем. Изволь быть благонадежен, что оное твое желание исполнится» {134} . В это же время шахский посол Измаил-бек благополучно прибыл в Астрахань; губернатор доложил в Петербург, что дипломат надеется на защиту своей страны русскими войсками и готов подписать трактат, «на каких кондициях
Летом того же года десант генерала Матюшкина после четырехдневной бомбардировки заставил капитулировать Баку. Короткий поход в раздираемый междоусобной войной Иран привел к присоединению равнинного Дагестана, прибрежных земель Азербайджана и североиранской провинции Гиляна. В сентябре в обмен на уступку этих территорий Петр I обещал помощь наследнику иранского трона Тахмаспу в борьбе с турками и афганцами. Но заключенный на этих условиях с персидским послом договор Тахмасп так и не признал. В том же году турецкая армия вторглась в подвластные Ирану области Армении и Грузии, и только чрезвычайные усилия русских дипломатов привели к подписанию с султаном договора, закрепившего раздел иранской территории. Этот договор оставлял на произвол судьбы поднявшихся против турецкого владычества армян и грузин во главе с картлийским царем Вахтангом VI. Их отряды в течение долгого времени продолжали неравную борьбу с турецкими силами. Лишенному и турками, и шахом трона Вах-тангу Петр предоставил убежище в России, а выход для закавказских христиан видел в переселении их в завоеванные иранские провинции.
Главный идеолог Петровских реформ Феофан Прокопович в Петербурге заявлял в своих проповедях: «Горские и мидские варвары единым оружия нашего зрением устрашены, одни покорилися, другие разбежалися». Но донесения военных рисовали картину массового сопротивления. «Оставя домы свои, все вышли и соединились з бунтовщиками и стоят с собранием окола Ряща (Решта. — И. К.)и Кескера по всем большим и малым дорогам; и засекают дороги лесами и из лесов с сторон из-за каналов стреляют по нашим. А по неприятелям нашим стрелять тако ж за частыми лесами и ускими дорогами и по сторонам тех дорог каналами, по которым лес подобен терновнику, гнатца невозможно. И слышить не хотят, чтоб быть в подданстве. А чтоб здешнею командою таких бунтовщиков унять и собрание их розогнать и знатные места Гилянской и Мазардронской провинций овладеть — за малолюдством невозможно, понеже здесь правинции немалые и людные», — докладывал в январе 1725 года в Петербург генерал-лейтенант М.А. Матюшкин о состоянии дел в южных провинциях Ирана {137} .
Царский «выговор» Волынскому как будто не имел последствий — Петр готовился к продолжению военных действий в Закавказье и поручил ему приобрести две тысячи верблюдов, 500 быков и повозки для армии; сделать новую пристань у острова Четырех Бугров, строить и ремонтировать транспортные суда, для чего возвести комплекс зданий адмиралтейства с казармами и верфью {138} . Матюшкин должен был выполнять требования губернатора и оказывать ему «вспоможение» {139} .
Однако теперь именно командующий Низовым корпусом (так стал называться контингент российских войск в завоеванных провинциях) ведал военными и дипломатическими делами в Иране и самостоятельно сносился с императором и Коллегией иностранных дел. Астраханский губернатор оказался оттесненным на второй план; на него ложились обязанности принимать и отправлять бесчисленных курьеров и прочих направлявшихся в Низовой корпус и обратно лиц, переселять на Терек донских казаков, поставлять припасы для армии и материалы для главной военной базы России на Кавказе — крепости Святого Креста, возведение которой началось летом 1723 года на реке Сулак в Дагестане.
Строители крепости сразу же натолкнулись на трудности: пригодный лес находился за 10—20 верст и его доставка требовала немалых усилий. Большую же часть бревен и досок приходилось с большими трудностями и перебоями доставлять морем из Астрахани. Недовольный комендант Г.И. Кропотов доложил царю, что до зимы крепость поставить не удастся по причине нехватки стройматериалов для возведения плотины на Сулаке {140} . Командующий, в свою очередь, жаловался на задержки в доставке пополнения и провианта. Сенат признал, что мука хранилась в Астрахани на складах «в небрежности» и оттого кули частью были «разбиты» и «потопли» {141} .
Волынский получил грозное царское письмо: «Господин губернатор. Велено вам поставить лес на плотину рано, а вы и в июле не поставили, чему удивляемся, как будешь отвечать». Кроме того, Петр был недоволен
Волынские беспокоились не напрасно. 8 октября 1723 года в Астрахань прибыл отправленный Петром фендрик (прапорщик) Преображенского полка князь Федор Солнцев-Засекин с наказом допросить губернатора, «высылкою лесов для чего умедлено» {143} . Прапорщик вызвал к себе старшего по чину полковника-губернатора и учинил ему письменный допрос по предписанным государем «пунктам». Артемий Петрович подробно объяснял, что «бревенчатой лес» по его указанию заготавливал симбирский воевода еще зимой, но вывезти не успел из-за неожиданной оттепели. Плоты с пяти-шестисаженными «сваями» прибыли лишь в июле и в Астрахани перегружались на мелкие (ластовые) суда, которых тоже в нужном количестве не было. В итоге последние бревна для строительства крепости были доставлены в Астрахань только в октябре. Для погрузки леса пришлось задержать в городе полторы тысячи направлявшихся в Дагестан украинских казаков — на их отсутствие также жаловался генерал-майор Кропотов. 1130 украинцев вместе с тысячей рекрутов губернатор отправил морем в «островских лодках», но они были разбиты штормом, после чего Волынский посылал прибывавших «черкас» только посуху. Подряды же на поставку бревен и досок, заключенные в Астрахани, были выполнены вовремя. Столь же подробно отчитывался Волынский перед «спецпредставителем» императора в количестве и сроках отправки других «припасов»: копров, тележек, топоров, гвоздей, веревок, пил {144} . Выказанное царем недоверие обижало, и Артемий Петрович с горечью обращался к нему: «Всемилостивейшей государь! Я сумневаюся, что или письма господина Кропотова, или бывшая злоба господина Матюшкина подает на меня, раба вашего, сумнение или и самую перемену высокой милости вашего величества». Не имея за спиной поддержки влиятельных родственников, он больше всего боялся потерять с таким трудом обретенное расположение к нему государя — главную гарантию жизненного успеха: «Я с робяческих лет моих ничего так себе не желал и не искал, только чтоб получить милость вашего величества и показать себя верным рабом и добрым человеком, а для того не токмо бездельных трудов моих, но и живота моего никогда не жалел, как то самому Богу известно, и тако уже, государь, сподобился было и получить высокую вашего величества милость, которая истинно, государь, так мне надобна, что я самим Богом клянуся в том, что лучше Бог отними от меня живот мой, нежели бы мне лишиться милости вашего величества».
В этом обращении потомок старинного рода предстает не старомосковским аристократом, а «новым человеком» Петровской эпохи. Именно такие герои в повестях того времени бесстрашно воевали, делали головокружительную карьеру, обретали богатство, путешествовали по миру от «Гишпании» до Египта. Благородный, но бедный дворянин из «Гистории о некоем шляхетском сыне» в «горячности своего сердца» даже смел претендовать на взаимную любовь высокородной принцессы, «понеже изредкая красота ваша меня подобно магнит железо влечет» {145} , и в этой дерзости не было ничего невозможного — так «вышел в люди» и сам Волынский. Ведь теперь от личных усилий таких «кавалеров» в значительной степени зависело их поощрение в виде чинов или «деревень», не связанное, как прежде, с «породой» и полагавшимся земельным и денежным «окладом».
Закрепленные Табелью о рангах новые правила службы стимулировали активность подданных. С другой стороны, в жестко централизованной системе самодержавной монархии стремление повысить свой статус и упрочить материальное положение не могло не быть устремлено к ее вершине, откуда проистекали милости. Благосклонное внимание государя и при Петре I, и после него оставалось главным критерием и смыслом службы для получения нового чина и связанных с ним благ {146} . Возрастание зависимости статуса и благосостояния от воли монарха имело и оборотную сторону — создавало определенное «силовое поле» давления на самого самодержца. Прошедшие петровскую «школу» дворяне, осознавшие свои возможности, со временем не могли не задуматься о плюсах и минусах реформ и их последствиях и попытаться воздействовать на петровское «наследство». Но при отсутствии легальных форм донесения до престола корпоративных чаяний средством влияния на власть стали не конкретные учреждения и правовые нормы, а подковерная борьба придворных «партий».