Артур-полководец
Шрифт:
– Мы полагаем, что его сознание так же останется в теле, но как бы уйдет в подполье. Глубоко-глубоко, – проворковала она, и ее рука задержалась у Питера между ног. Он вздрогнул и залпом допил остатки «Гиннесса». Опустил руку под стол, надавил на большой палец Селли, но она держала его мертвой хваткой.
– Что ж, Марк, – проговорил Питер, – может, и найдете свою сказочную королеву. Ирландский вопрос и тогда стоял ой как остро.
– Правда? – удивился Бланделл и вздернул брови. Селли лениво кивнула.
– Ирландские уголовные
– Ну и конечно, – подхватил Питер, ухитрившись наконец освободиться от руки Селли, – Кровавая Мария поступила точно так же или еще хуже с английскими протестантами?
Селли усмехнулась, наклонилась к его уху и прошептала:
– Ты остановился в особняке? Может, я загляну нынче ночью. Оставь дверь открытой.
Марк Бланделл сделал вид, что ничего не слышал, но Питер заметил, что глаза у него покраснели. Селли медленно пробежалась пальцами вниз по бедру Питера. Встала, набросила на плечи пальто и, гордо подняв голову, вышла.
– И верно, – заметил Бланделл. – Пора трогаться. Идете?
– Через минуту, – ответил Смит и положил ногу на ногу.
– Годится, – кивнул Бланделл и встал, а Питер молча пригубил свой стакан. Марк врезал старику-профессору под ребра, ухитрился подхватить того под мышки, поставить на ноги и втиснуть в пальто.
Официантка, поразившая Смита своими передвижениями со скоростью света, заметила пустой стакан Питера, молниеносно отреагировала и поднесла ему полный до краев.
Бланделл растерялся и неуклюже перегнулся через стол, протянув руку.
– На, а утром.., до утра, да?
Питер пожал его руку и почувствовал едва заметное давление среднего и большого пальцев.
Он ответил великану тем же и внимательно посмотрел ему в глаза. Легкая улыбка пробежала по губам Бланделла.
– Да, до утра, – отозвался Питер. Они отпустили руки. Бланделл подхватил Уиллкса и поволок к выходу.
По прошествии некоторого времени и опустошения очередного стакана пива Питер решил, что теперь в состоянии вернуться в особняк. У двери он позвонил, вышел заспанный дворецкий, дверь, уныло простонав, закрылась, и дворецкий отвел Питера в приготовленную для него комнату. Питер разделся, помолился об успехе и самообладании и забрался в постель, ожидая одной из «тысячи и одной» ночей.
Он долго пролежал в полудреме. Что-то было не так, что-то упорно шевелилось в его памяти. Он принялся прокручивать в уме все разговоры в пивной.
Селли Корвин. Что она сказала? «Храбрец». Что-то такое насчет храбреца. «Спросите нашего храбреца» про что-то такое… «Нашего храбреца из двадцать второго. Что он думает про шесть и двадцать шесть графств?» Смит дремал, и ему снилось двадцать второе
А через час он рывком сел на кровати, очнувшись от страшного сна, в котором ему привиделись парни с козлиными головами в котелках.
Кто-то был в комнате. Но нет, он не услышал долгожданного поскрипывания половиц под босыми ногами Селли. Он проснулся не от кошмара, а от мысли, внезапно вторгшейся в его сон.
Двадцать второе…
Откуда она знала это число. Откуда она знала, что этот номер принадлежит особому подразделению, подразделению Питера. «Я же ни слова ей не говорил об этом чертовом подразделении!»
И тут его озарило, и его щеки вспыхнули лихорадочным румянцем. Это был не сон, не совпадение, не случайность.
Была только одна причина: Селли знала, что Смит служит в двадцать втором подразделении СВВ. Игре Питера в телохранителя конец. Селли Корвин – шпионка из ИРА.
Глава 6
Корс Кант Эвин сидел на деревянной лестнице и ждал, когда же утихнет боль в паху. «Будь она проклята, зачем она издевается надо мной, когда Артус, и Бедивир, и все остальные все видят?!» Из-за Гвинифры он вынужден был удрать из пиршественного зала, не съев даже ни кусочка мяса, ни дичи, ни липкого гвидденского печенья (которое вполне годилось для сыновей Брэна ).
Чья-то тяжелая поступь оборвала мучительные раздумья юного барда. Корс Кант вскочил, прижался спиной к стене, гадая, кто еще, кроме него, мог покинуть пир до того, как подали на стол главное угощение. Он узнал поступь. Ланселот из Лангедока. Он спешил, как вор, боявшийся, что его застигнут на месте преступления.
Ланселот прошел по площадке, остановился, заметив барда, и мгновенно притворился пьяным. Если бы Корс Кант не видел, как шел рыцарь, перепрыгивая через три ступеньки, он бы поверил, что Ланселот действительно пьян вдребезги.
– Quo vadis , Ланселот? – поинтересовался бард.
– Не ш-шмей ш-шмеяться надо мной, мальч-чиш-ка, – пьяно прошепелявил Ланселот. – Ш-штупеньки эти.., ч-что-то они мне тяж-жело дают-ся нынч-че.
Он опустил голову и присел на ступеньку, ругаясь на чем свет стоит на своем родном сикамбрийском.
А между прочим, как-то раз Корс Кант слышал, как Ланселот болтал на превосходном британском с едва заметным сикамбрийским выговором с какой-то куртизанкой.
Корс Кант уселся на ступеньку рядом с рыцарем и восхитился его необычайно торжественной одеждой. На Ланселоте была кольчуга, но, приглядевшись повнимательнее, Корс Кант понял, что она не из колец, а из находящихся друг на дружке чешуек.
«Совсем как сикамбрийская рыба…»
– Говорят, что он наполовину рыба… – задумчиво протянул Корс Кант. Он почувствовал, как напрягся Ланселот, хотя заметить это едва уловимое движение в полумраке могли бы только глаза Мирддина.