Арысь-поле
Шрифт:
— Тоже ничего, — Аня в это время с бессмысленным интересом наблюдала, как желтоватый яблочный сок медленно опускался по трубочке, стекая обратно в коробку. Ночь в «Досуге…» прошла, на удивление, спокойно — она даже сумела немного поспать, что случалось крайне редко. Видимо, из-за жары большинство клиентов, либо разъехались, либо просто раскисли в своих потных постелях, и им стало не до любви.
— Я чего хотела… — Катя запнулась, — ну, это… денег тебе отдать. Мне тут мать выдала «получку» и у Витьки я «стрельнула» — сказала, что задолжала по мелочи.
— Правда?.. — Аня даже поставила
Она никак не предполагала, что Катя соберется сдержать слово, данное в эмоциональном порыве, тем более, после находки в бане сама проблема потеряла сиюминутную актуальность. И все равно Аня обрадовалась — обрадовалась тому, что у нее, оказывается, есть настоящая подруга. Это чувство было настолько приятным и удивительным на общем фоне ее существования, что она не могла выразить его по телефону.
— Это классно, — только и сказала она.
— Ань, тогда подъезжай на наше место. Я буду через час.
Положив телефон, Аня подумала, что неизвестно — в Лениной теории тут дело или нет, но после случая в сауне, у нее стало складываться нечто похожее на жизнь, от которой можно получать удовольствие. Найденные тогда доллары, еще не разменянные, лежали в кухонном шкафчике; на работе все тоже шло как-то ровно и гладко — она ни разу не вляпалась ни в какие неприятности, а несколько ночей выдались почти свободными, как, например, сегодняшняя. Пусть они не приносили денег, но зато оставляли чувство морального удовлетворения, что день прожит хорошо. Еще Аня взяла себе за правило, по утрам выйдя из «Досуга…», ездить купаться; благо, маршрутка до пляжа останавливалась почти под окнами. Вода, будто смывала всю грязь и усталость, поэтому возвращаясь домой, она засыпала легко, и просыпалась, заряженная непонятной энергией. Была еще одна радость — соседка, так раздражавшая вечной возней на кухне и разбросанными конспектами, сдала наконец-то сессию и уехала домой, оставив ее единовластной хозяйкой (иногда Аня даже ловила себя на мысли, что это просто ее квартира).
Втянув несколько глотков согревшегося сока, она посмотрела на часы и встала — не хотелось заставлять Катю ждать, ведь к настоящей подруге надо относиться с трепетом; раньше такого чуда у нее никогда не было, но всегда очень хотелось его иметь.
Катя, в огромных очках, сидела на самом солнцепеке с баночкой «Колы», и вертела головой, высматривая, то ли Аню, то ли просто кого-нибудь из знакомых.
— Ты еще не стекла по скамейке? — Аня улыбнулась.
— А в тени все занято, — Катя встала, — пойдем куда-нибудь.
Она побрели по аллее в направлении ярко красных зонтиков, под которыми играла музыка, и люди, словно остужая ладони, держали запотевшие бокалы золотистого, с белоснежными шапками, пива. Катя выбрала крайний столик, возле кустов, образовывавших живую изгородь.
— Ань, — она выбросила в урну недопитую банку; открыв сумочку, сначала достала сигареты, потом свернутую пополам зеленую бумажку, — я, вот… пока «стольник». Больше мне у Витьки неудобно было просить. Но я ж понимаю, что у тебя с бабками проблема. Потом я еще наберу…
— Кать, — Аня спрятала деньги в карман, — хватит этого, не забивай голову.
— Ты чего, разбогатела?
— Ну, не разбогатела… — Ане не хотелось рассказывать про баню, но какое-то объяснение требовалось, иначе Катя все равно не отстанет, — я нашла кошелек с баблом.
— Класс! — Катя вздохнула восторженно, — и много бабок?
— Почти столько, сколько мы прогуляли.
— Зашибись. Во, везуха! А я уж подумала, что тебя Вадим продолжает спонсировать.
— Вадим куда-то пропал. Не звонил ни разу после того, как с хутора вернулись. Я сама несколько раз набрала его… ну, так просто, — Аня опустила глаза, подумав, что зря, наверное, сказала об этом; вздохнула, — и дома, и на мобильном — тишина полная.
— Может, уехал куда?
— Я тоже надеюсь. Не будет же он прятаться, — хотя в душе такой уверенности у нее не было, и от этого сделалось тоскливо, но тут же возникла светлая мысль: …Зато у меня есть Катька!.. А с Вадимом все равно б ничего не вышло…
— Кстати, Юлька тоже пропала. Уже неделю не появлялась — даже не похоже на нее.
Разговор перекинулся на Юлю с Игорем, потом снова на Вадима, потом на Лену и их последнюю поездку; потом Катя принесла пиво. Время летело, пепельница наполнялась, и вдруг Аня оборвала разговор на полуслове:
— Ой, смотри, моя майка пошла!
— Какая майка? — не поняла Катя.
— Желтая. Которую у меня на речке скоммуниздили.
— Да?.. — Катя обернулась, — слушай, а джинсы мои! Я ж сама их выбеливала!..
Девушка, которой теперь принадлежали вещи, медленно прошла мимо и села на скамейку, оказавшись к ним спиной — были видны только плечи и светлые распущенные волосы, висевшие сосульками — то ли грязные, то ли мокрые.
— Что будем делать? — спросила Катя, — может, зажать ее где-нибудь и раздеть? Джинсы-то клеевые — две штуки стоят.
— Если честно, я боюсь — вдруг она, правда… ну, такая, как говорила Лена? Понимаешь, да?..
— Но джинсы-то жалко, — Катя замолчала, — может, пойдем, хоть глянем, какая она из себя?
Они вышли из кафе и остановились, вроде, изучая фонтан. Незнакомка сидела, склонив голову, и волосы прятали ее лицо — зато были видны руки без маникюра и без единого украшения; на ногах старые кроссовки; ни сумочки, ни пакета…
— Похоже, кроме наших шмоток, у нее ничего нет.
— Может, подойдем и спросим, как ее зовут? Лена называла ее Настей, помнишь?
— Я боюсь. Вдруг опять какая-нибудь хрень начнется?
— Что тут может начаться? Тут полно народу, менты рядом. Пошли, Ань, — Катя толкнула подругу в бок, — прикинь, как клево будет — она ни фига не ожидает, а мы раз, и нарисуемся.
Словно провоцируя их, со скамейки поднялись два парня, допившие свое пиво, и Катя молча плюхнулась на их место. Незнакомка чуть подвинулась к краю.
— Извините, вы — Настя или я ошиблась?
Девушка повернула голову, отбросила волосы взмахом тонкой руки. Ее глаза, бледно-зеленые, в обрамлении темных ресниц, создавали иллюзию пустоты и бездонности; а кожа была неестественно белой, словно солнечные лучи никогда не касались ее, отражаясь, как от зеркала. Она выглядела настолько противоестественно среди веселого смеха, брызг фонтана и смуглых загорелых тел, что Катя удивилась, почему никто больше не обращал на нее внимания.