Асцендент Картавина
Шрифт:
Навестили меня как-то под вечер, когда уже начинало смеркаться. Мальчишки лет двенадцати — четырнадцати. Неприкаянные, сбившиеся в стаю и одичавшие. Угрожали, требовали денег, хорохорились, а когда я пригласил их в дом, присмирели и как-то даже застеснялись. Уплетали хлеб с вареньем, пили чай и по-взрослому рассуждали о том, что работы в деревне нет, как нет ее и в районном центре. Отслужим, говорили, сюда не вернемся. Пусть места родные и красота вокруг необыкновенная, только кроме как пить делать здесь нечего. В этом разговоре и всплыла стоявшая на берегу Волги заброшенная церковь. Раньше ее использовали под склад, теперь храм пустовал. На одной из его стен до последнего времени можно было видеть икону Николая Чудотворца, но летошним годом в кладку снаружи въехал пьяный тракторист и фреска осыпалась. Осмотрев вместе с ребятами фрагменты, я предложил
— Хочешь обижайся, хочешь нет, — продолжал Савелич, — только ты, Картавин, юродивый, отапливаешь собственным теплом Вселенную. — Усмехнулся кривенько. — Анахорет уездного масштаба! Деревенским хулиганам твои изыски по барабану, им кабы выпить да кабы дать кому-нибудь по морде. Не живи так подробно, Стас, это вредно для здоровья…
Он и еще что-то говорил, только я перестал слушать. Смотрел, как двигаются губы Нелидова, какие тяжелые мешки набрякли у него под глазами.
— Вы паршиво выглядите, Савелич, вам бы подлечиться!
Седые брови Нелидова медленно поползли вверх.
— Это еще что такое! — рявкнул полковник так что у меня появилось желания вскочить со стула и вытянуться в струнку. — Кто ты такой, поганец, чтобы меня учить? Я этими вот руками бандитов ловил, когда ты делал радостно в штаны и ходил пешком под стол…
Чтобы разрядить обстановку я потянулся к старику чокаться. Выпив, он утер рот ладонью и немного помягчал. Вытряхнул из пачки сигарету.
— На жизнь, Станислав, можно смотреть по разному! — выпустил из уголка белесых губ струйку дыма. — К примеру, как на соревнование органов: кто быстрее сведет тебя в могилу. Лично я в этой гонке делаю ставку на сердце, только, боюсь, одно оно не справится, ему надо помогать! По-человечески очень понятный диагноз: сердечная недостаточность, не хватило значит у мужика сердца вынести эту блядскую жизнь. — Усмехнулся, но уже не сердито, а собственным мыслям. — Был у меня старый друг, профессор, теперь уже покойный, говорил в точности то же самое, что и ты, и теми же словами. Я тогда еще неплохо передвигался с палочкой, вот он меня и заманил к себе в клинику на обследование. Долго промывал мозги про курение и алкоголь, а когда я наконец вышел на улицу, то обнаружил, что забыл очки. Возвращаюсь в кабинет, открываю тихо дверь, а этот мерзавец — не тем будь помянут! — сидит за столом с рюмкой коньяка и сигаретой. Тогда-то я и услышал от него сентенцию про соревнование, а вечером мы вспомнили молодость да так, что на утро пришлось похмеляться…
Савелич взял в руку бутылку и посмотрел на меня с хитрецой, с этаким добреньким ленинским прищуром.
— Давненько что-то не видел я у подъезда серебристый «мерседес»!
Наверное нехорошо называть заслуженного человека старым негодяем, но именно это определение вертелось у меня на языке. Особой тонкостью и изысканностью выражений Нелидов никогда не отличался и на этот раз в куртуазном искусстве не преуспел.
— Бросила тебя твоя зазноба, кончился мочалкин блюз? — покачал он со знанием дела головой. — Та еще штучка, пробы негде ставить! Кто она, министерский чиновник или партийный функционер? Им, наверное, сказали, что демография в стране в прогаре, вот они и кинулись выполнять разнарядку. Или связь с тобой проходит у нее по статье благотворительность?.. — как если бы взвешивал сказанное, Нелидов поднял седые брови. — А что, тоже вариант! Не удивлюсь, если среди прочих дел у нее на календаре написано: «изменить мужу», и подчеркнуто для памяти красным карандашом. В постели?.. — Нелидов коротко задумался. — Деловита! На нежности за неимением времени не разменивается…
— Хватит, Савелич, не надо! — взмолился я, мои щеки цвели пунцовым цветом.
Но моя просьба его не остановила. Если уж он чего задумал, то доскажет обязательно.
— Блядь она, Стас, тобой пользуется! Вместо вибратора, а мне тебя, дурака, жалко…
Я молча потупился. Насчет зазнобы он, конечно, погорячился, но многое в наших отношениях угадал. Сказывался опыт и знание природы людей. Начиналось все очень просто и даже обыденно. Я подрабатываю составлением гороскопов, но с улицы людей не беру, только по рекомендации, мне проблемы с налоговой не нужны. Светлана Александровна пришла по звонку, вела себя сдержанно и очень просила обратить особое внимание на перспективы личной жизни. Мне что, мне все равно, но ее натальная карта меня заинтересовала. Изучая положение планет в домах и их взаимные аспекты, я узнал приблизительно то же, что Савелич разглядел без астрологических примочек. Среди Овнов, Тельцов и прочих Раков, специально для моей клиентки на зодиаке должен был располагаться знак танка. Не прошло и пары дней, как я обнаружил Светлану Александровну, вместе с ее амбициозностью, у себя в постели, а дальше все развивалось словно по заранее написанному сценарию. Личная жизнь, о которой моя новая знакомая так пеклась, явно налаживалась, но когда в краткие минуты отдыха я попытался ей на это намекнуть, она не поняла. Больше я шутить не стал, а лишь занимался делом. Однако со временем, и здесь Савелич был прав, наши отношения приобрели привкус производственной гимнастики, но все еще через пень-колоду тянулись.
Я сделал слабую попытку подняться из-за стола, но Нелидов остановил меня жестом.
— Успеешь еще, не убегут от тебя твои веселые картинки!
Однажды, в порыве просветительства, достойного эпохи Возрождения, я подарил ему популярную книжку по астрологии с разбором гороскопа, но Савелич не проникся. Она долго лежала на буфете, из чего можно было сделать вывод, что он ее все-таки почитывал, хотя не исключено, что и использовал в качестве подставки для чайника. С него станется.
— Скажи мне, Картавин, скажи честно — продолжал Нелидов, буравя меня глазами, — на хрена ты этим занимаешься? Если для денег, пойму и похвалю, потому как доверчивых простаков надо учить рублем, а если нет…
Он умолк, но состроил такую гримасу, словно долго и упорно жевал лимон.
Ни честно, ни нечестно мне отвечать не хотелось, а пускаться в объяснения и того меньше. Когда-то, когда только начинал интересоваться астрологией, занятие это несло с собой ощущение избранности, как если бы мне было дано читать в книге судеб. Эйфория давно прошла. Рассуждения типа: наука это или не наука меня больше не волновали, достаточно было того, что анализ расположения планет в домах и знаках зодиака работал и приносил конкретные результаты. Но я слишком устал, чтобы пытаться донести свои взгляды до упрямого старика, который и слушать-то меня, скорее всего, не захочет.
— Видите ли, Савелич… — голос мой увял на полуслове. Выигрывая время я принялся растягивать, будто резиновые, слова. — Гороскоп составляют не только для людей, но и как бы по случаю…
— Это по какому же случаю? Уж не похорон ли? — ехидно хмыкнул Нелидов, мои чувства и настроение были ему до лампочки. — Ты примерами давай, примерами!
— Ну, допустим… — ничего подходящего не приходило мне в голову, — допустим нас интересует положение дел в России…
Сказал и тут же понял, ошибся! У Савелича на проблемы отечества уже давно развилась аллергия. Обездвиженный, он вынужден был делить свое время между чтением и телевизором и постепенно перебрал яда сочившейся с экрана глупости. Особенно его бесили так называемые ток-шоу о проблемах народа, на которых сытые и далеко не бедные люди коллективно радели о загнанных в угол соотечественниках. Старик злился, матерился, но ящик не выключал, так что со временем у него сформировалось нечто похожее на наркотическую зависимость. Просыпаясь утром, он первым делом смотрел по всем каналам новости и под них же отходил ко сну. О паранойе этой я знал, но как-то упустил ее из виду. Слова же про Россию пришли мне на ум потому, что на днях звонила Аня и буквально потребовала, чтобы я взглянул на хорарную карту страны. Об этом, слава богу, я благоразумно умолчал, но Савеличу хватило и сказанного. Поблескивая на меня разом ожившими глазами, он уже седлал любимого конька.