Асфальт

Гришковец Евгений Валерьевич

Его огорчало и даже пугало то, что в последний раз он делал себе подобные признания довольно давно. Тогда ему было очень больно и трудно, тот период своей жизни он вспоминал теперь с ужасом и не хотел тех самых переживаний даже близко. И хотя всё тогда было совершенно иначе, но сам факт горького признания в чём-то самому себе сильно Мишу встревожил.

Он сидел с совершенно отрешённым взглядом в машине, держался обеими руками за руль и усиленно пытался отогнать тоску, будто вылезшую из чёрных полосок между кафельными плитками того самого пола в кафе. Он старался не думать о том, что напомнила ему эта тоска. Миша помнил, как и когда он признался себе в том, что ненавидит свою жизнь и не любит почти всё, из чего эта жизнь состоит, и то, как его жизнь устроена.

***

Шесть лет назад Миша сокрушительно сильно и страстно влюбился. Он тогда только-только почувствовал результаты активного и целенаправленного своего труда, у него всё шло успешно и хорошо. Работы было хоть отбавляй. Дома всё его радовало. У них с Аней уже была своя квартира, хоть и далеко, а точнее, весьма далеко от центра, но своя квартира и в Москве. Дочка Катя начала много и забавно говорить, Миша купил новую машину, Аня нашла интересную работу. И тут Миша влюбился.

Случился приём в мэрии Москвы. Перед новым годом собрали тех, кто занимался столичными дорогами. Мише раздобыли пригласительный на это торжество. Ему было полезно туда пойти, там можно было познакомиться с полезными в его деле людьми. Там он и встретил Светлану.

Миша на том мероприятии был, наверное, самым молодым, застенчивым и меньше всех понимал, как надо себя вести и как получить пользу и выгоду от происходящего. А Светлана была там одной из немногих женщин, при этом самой молодой и спокойной.

Миша на том приёме вертел головой во все стороны и пытался найти хоть одно знакомое лицо, чтобы хоть поздороваться и не стоять одному. В конце концов он увидел знакомое лицо. Это был пузатый дядька в расстёгнутом пиджаке. Мелкий московский чиновник, с которым Миша пару раз имел деловые встречи. Миша радостно поздоровался с тем чиновником, обменялся парой фраз, а тот, в свою очередь, разулыбался и поздоровался с единственной в той большой компании молодой, красивой и элегантной женщиной, проходившей мимо с бокалом. Это была Светлана. Миша поздоровался с ней, представился, она по-мужски протянула ему тонкую руку и назвала своё имя. Миша пожал руку и в первый раз в жизни влюбился сразу. Уходил он с того приёма контуженный, с не видящим вокруг себя ничего взглядом и с маленькой бумажкой в кармане. На бумажке было написано её рукой: «Светлана» и номер телефона.

И началось! Светлана работала в мэрии, была замужем, и у неё была дочь пяти лет. Четыре месяца Миша находил возможность дожидаться Светлану после окончания её работы, дарить ей цветы и то коротко, то дольше разговаривать с ней. Миша весь извёлся тогда. Как он не завалил все дела на работе за те четыре месяца, он и сам не понимал. А Света цветы брала, на звонки отвечала, руку из Мишиной руки не выдёргивала, смотрела Мише прямо в глаза так, что у Миши останавливалось сердце, и больше ничего. Со слов Светланы он знал, что муж её человек занятой, небедный и старше её почти на десять лет. Дочка у Светы была от первого её и неудачного брака. Света была младше Миши на два года, спокойнее и увереннее на сто лет, а выглядела она прекрасно. Муж её часто уезжал куда-то далеко и по делам. Когда муж был в отъезде, Света цветы брала и отвечала на звонки всегда, радостно, и они подолгу говорили. Когда муж возвращался, цветы отвергались, и звонить Светлане Миша мог только в рабочее время, да и то она говорила с ним холодно и кратко. Сама Света не звонила никогда. Она знала от Миши, что он женат и у него тоже дочь.

Миша тогда сильно мучился, был сам в себе, и Аня, конечно, что-то чувствовала, задавала вопросы. Миша говорил, что у него серьёзные проблемы с большим заказом, что вообще много неприятностей.

А однажды вечером, когда Миша в очередной раз ждал Светлану после её работы в назначенном месте, а она всё не шла, он не выдержал ожидания и позвонил ей. Она ответила необычно ровным голосом, сказала, что этим вечером она встретиться с Мишей не сможет, но если он хочет и может освободить себе вечер пятницы и всю субботу, а ещё, если он придумает место, где они могли бы быть это время вместе, то она готова…

Миша тогда не сразу пришёл в себя. Он, конечно же, всё придумал. Сказал жене, что едет по делам в Вологодскую область, сам снял номер в гостинице прямо в Москве. Они тогда со Светланой не выходили из номера больше суток. И всё завертелось и усложнилось ещё сильнее и жёстче!

В итоге Мише пришлось городить доматакую ложь по поводу своего заведённого и возбуждённого состояния и частых ночных отлучек, что он доврался до того, что ложь его стала совсем несусветной и поэтому убедительной. Он сказал Ане, что вляпался в историю, что случайно и по неосторожности влез в криминал и использовал грязные деньги. Он врал, что ситуация критическая и опасная, что ему поэтому приходится скрываться. А потом он сочинил, что ситуация ещё усугубилась, и для того, чтобы ему можно было действовать более решительно и свободно, Аня с дочкой должны уехать из Москвы к Аниным родителям в Саратов и переждать.

Аня очень волновалась, плакала, не хотела терять интересную работу, боялась оставлять Мишу одного в Москве, уговаривала уехать вместе. Но Миша был артистичен, трагичен и, опять же, убедителен. Аня с Катей уехала вся в страхе и в слезах. Миша ненавидел себя за дикую ложь и мучения жены и дочери. Но ничего поделать со своей страстью и любовью не мог.

У Светланы тоже всё было непросто. Муж явно что-то почувствовал или прознал. Иногда Миша не видел Свету неделями, изнемогал от тоски, ревности и всех других сопутствующих мук. В такие недели он метался по городу, пил с друзьями, говорил только о своём или лез дома на стены, не выпуская телефона из рук. Но чаще он приезжал к Юле и опять говорил и говорил об одном и том же. Только Юля могла его выслушать так, как ему было нужно, или отругать за слюни и сопли и тем самым остудить, правда, совсем ненадолго. Нотаций Юля не читала, опомниться не призывала и не агитировала совсем. Совестью Миша мучил себя самостоятельно и оправдания себе не искал.

Такие несчастные недели сменялись неделями счастья и любви. Тогда Миша чувствовал свою вину перед женой и дочерью ещё сильнее, городил ложь за ложью в телефонных разговорах с Аней, но был счастлив. В такие дни он эффективно работал, всё у него получалось, но сил не убывало.

Так длилось довольно долго, а потом закончилось. И Свете и Мише было ясно, что всё как-то закончится. Света от Миши ничего не требовала и сама следующего шага делать не собиралась. Так всё длилось долго, почти год. Миша несколько раз ездил в Саратов к своим, продолжал врать и обещать, что скоро всё наладится.

Короче, Светлана сама решила всё прекратить и прекратила. Сказала в один прекрасный вечер перед самым прощанием, когда Миша собирался её поцеловать и с надеждой сказать «до завтра!», сказала, что муж её едет работать в Канаду на два года, и она поедет с ним. Сказала, что так будет лучше всем и что они больше не увидятся. Это прозвучало как гром среди ясного неба. Миша не знал, что делать, держал её за руку, уговаривал, кричал, рыдал. Но она тогда ушла, и всё. Миша постоянно ей звонил несколько дней, дежурил возле её работы, ночью сидел в машине возле её дома, сам на работу не ходил, забыл про еду и бритьё. Тогда он твёрдо решил уйти из семьи, причём в любом случае. От Светланиного решения это не зависело. Миша тогда понял, что жизнь закончилась и с женой и дочерью после того, что он совершил, он жить уже не сможет.