Асфальт
Шрифт:
– Я тоже раньше так думал про работу, – печально сказал Стёпа. – Тоже думал, что это главное.
– А сейчас?
– А сейчас я уже знаю, что это… – и Стёпа обвёл рукой пространство кухни, – куда главнее. Только у меня этого не будет никогда. Я уже знаю. И я этого даже уже не хочу. Знаю, что такого дома мне не видать. И притом знаю, что это самое главное. У тебя я здесь чувствую такое спокойствие! Но ты этого пока не поймёшь. У тебя оно есть, поэтому и не поймёшь. А после сорока так хочет спокойствия…
– Опять
– Ты, Мишенька, наверное, не спокойствие восстанавливал, а порядок, – сказал Стёпа мягко-мягко.
– Нет, Сёпа, именно спокойствие. Я понимаю разницу, – категорическим тоном ответил Миша.
– А чего же ты такой неспокойный? – улыбнулся Стёпа. – Нет! Порядок восстановить легче. А вот в спокойствии есть мудрость. Где-то когда-то я это прочёл.
– И что? После сорока я это пойму?
– Ну нет, брат! – Стёпа рассмеялся. – Этого я как раз тебе не обещаю! Какая там мудрость после сорока? Самая дурь! Но вот настоящего спокойствия захотеться может. Но у меня, как видишь, и с порядком проблемы…
– А вот Серёге сейчас не до этих вопросов, – с улыбкой грустно сказал Миша.
Когда Стёпа одетый и обутый стоял в прихожей, собираясь уходить, Аня вышла его проводить.
– Стёпа, приходи к нам, когда вздумается! – сказала она, – Мне цветы даришь только ты. И девочки тебе рады. Если скажешь заранее, что хочешь поесть, я всегда приготовлю.
– Ох, Анечка, – сделал жалостное лицо Стёпа, – я же не должен есть совсем. А ты так дивно готовишь, что погубишь меня. Я же погибну от переедания. Мне худеть надо!
– Тогда скажешь, чтобы я ничего не готовила. Будем пить чай. Только приходи.
– Непременно, – сказал Стёпа и, как сумел, поклонился.
– Сёпа, а ты ничего не забыл? – спросил Миша, когда Стёпа уже стоял в дверях.
– А что? – удивился тот.
– Скажи мне, а зачем ты сюда заезжал?
– Перчатка! – сказал и хлопнул себя по лбу Стёпа. – Ну конечно, перчатка! А я забыл. Вот как действуют, Анечка, твои пироги.
Миша ушёл из прихожей и тут же вернулся, неся перчатку в вытянутой руке, держа её брезгливо двумя пальцами.
– Забирай, – сказал он.
– Ну зачем же так брезгливо, дружище? – спросил Стёпа.
– Да уж есть причины! – ответил Миша.
Стёпа ещё раз попрощался с Аней и, уходя за дверь, поманил Мишу за собой. Миша вышел к нему.
– Я только сейчас подумал… – шёпотом спросил Стёпа, когда Миша прикрыл дверь. – Что, Аня эту перчатку нашла?
Миша кивнул, изобразив трагическое лицо. Стёпа взялся рукой за голову.
– Вот ужас-то! – сказал он. – Кошмар! Представляю! Прости меня, Мишенька! Ради бога, прости!
– Да всё уже утряслось!
– Ох-ох-ох! Я виноват! Ну, недоглядел, прости меня!
– Говорю же, всё уже хорошо! Забудь! Было, конечно… Но теперь всё хорошо. Давай, Сёпа! На неделе идём в спортзал. Вот вернусь и пойдём.
– Прости меня! Какой я всё-таки ужасный!… -сказал Стёпа грустно и пошёл к лифту.
– Сёпа, дружище! Не переживай! Я вернусь и позвоню. Всё в порядке. Пока!
– До свидания, Мишенька! Поеду к себе себя казнить. И Стёпа шагнул в лифт.
Через некоторое время после ухода Стёпы Миша и Аня сидели на кухне. Аня помыла посуду, убрала всё со стола, взяла какой-то журнал и читала. Миша сидел молча, ни о чём не думал и ничего не говорил. Из детской доносились какие-то звуки, но там всё шло своим чередом. Потом к ним пришла задумчивая Катя.
– Папа, а ты почему лошадь дорисовал без меня? – спросила она.
– Как-то так дорисовал. Ты была занята, вот я сам и дорисовал.
– А какого она у нас цвета? – задала она неожиданный вопрос.
– А вот об этом я не подумал, – сказал Миша. – Но знаешь, когда рисунок выполнен простым, то есть серым, карандашом, тогда все цвета надо себе просто представить, понимаешь? Ты можешь думать, что лошадь белая, а я могу думать, что она коричневая. Вот, какая хочешь, такая она будет. Нужно только представить.
Катя выслушала его с озадаченным видом и ушла. Непонятно было, поняла она то, что ей было сказано, или нет.
– Надо бы собираться к Володе, Анечка, – сказал Миша жене. – На какой машине поедем? Мне там точно придётся маленько выпить. Туда за рулём могу поехать я, а обратно – ты. Мы чисто символически заедем и вернёмся. Как думаешь, девочки подождут? У нас всё займёт максимум два часа.
– Я не поеду, Миша, – отложив журнал, сказал Аня.
– Как же так? А я думал… ты же, по-моему…
– Миша, я не поеду. Ты не думай, я не дуюсь. Я просто устала и чувствую, что плохо выгляжу.
– Ты хорошо выглядишь, не выдумывай. Мы же быстренько.
– Мне виднее, как я выгляжу. У меня внутреннее ощущение такое. Не хочу на люди, когда я так плохо выгляжу. Я совсем мало спала последние двое суток и много плакала. Мне кажется, что до сих пор глаза заплаканные. Я лучше лягу сегодня пораньше. Хочу хорошенько выспаться. Соню уложу и сама сразу пойду спать. А ты поезжай. Не беспокойся. Я не обижаюсь. А тебе надо съездить.