Ашхабадский вор
Шрифт:
– Прости, Яланчы, я не стану тебе помогать, – спокойно, будто ничего не случилось, продолжал хан.
– Ну тогда дай нам фору, – почти взмолился Карташ. – Задержи их до рассвета, а мы пока…
– Я не стану помогать тебе, – повторил Недж. – Я не стану помогать им. Я не вмешиваюсь в чужие дела и мне не нужны чужие сокровища. Так что выхода у тебя нет... Зато выход могу предложить я. Желаешь послушать?
– Валяй, – обреченно кивнул Карташ.
– Не уверен, что он тебе понравится, но иного я не вижу… Нашим новым гостям такой вариант тоже по душе не пришелся, однако они согласились. Короче. Я не знаю, кто из вас прав, кто виноват. Я не знаю, кто из вас врет, а кто говорит правду. И предлагаю вам решить спор так, как решали его наши предки. В поединке. Я выберу по бойцу с каждой стороны,
– Об этом мы не договаривались! – позволил себе реплику с места хлыщ.
– Я так решил, – твердо сказал хан. – Я не хочу, чтобы проигравшие потом вернулись и стали мне мстить. Или ты не согласен?
– Ну… как скажешь, начальник…
На стороне Неджа была сила и оружие, так что хлыщ решил пока не спорить. Но держался он уверенно, ухмылялся во весь свой щербатый рот, точно в победе своей команды не сомневался.
– Итак, я жду твоего решения, Яланчы. Либо утром вы покидаете мой лагерь, либо сегодня один из вас дерется в круге. Думай.
Карташ глянул на Гриневского. Тот выругался одними губами, оценивающе посмотрел на уголовников и нерешительно кивнул. Лицо его было сосредоточенным, оскаленным, словно он уже готовился к поединку. Алексей вспомнил, как лихо Таксист разделал снайпера там, еще под Пармой, на мосту… Но снайпер-то был из бичей, а это же битые, матерые, настоящиеволчары, прошедшие сотни драк в тюрьмах и зонах! И всякими каратэ-шмаратэ их не пробить…
– Я выбираю бой, Недж, – сказал Алексей. – И я сам буду драться – потому что мои люди не виноваты в том, что произошло в Уч-Захмете…
Захохотали все – и кочевники, и угловые. Не смеялись только, ясное дело, четверо обладателей платинового сокровища.
– Ты не понял, Яланчы, – мягко возразил Неджметдин, когда смех утих. – Бойцов и с той, и с другой стороны выбираю я. И я уже сделал выбор... Видишь ли, Яланчы, в моем лагере по вечерам скучно, заняться особо нечем, развлечений никаких. Поэтому я и хочу, как у вас говорят, убить двух зайцев – и ваш спор решить, и занять приятным зрелищем моих людей. А какое развлечение, скажи пожалуйста, в том, что двое мужиков выйдут в круг и начнут мутузить друг друга почем зря? Да мои люди забавляются этим каждый день, а я и не препятствую – воин всегда должен быть в форме… Нет, Яланчы, я решил, что сегодня мужчины драться не будут. Сегодня будут драться жен… Хач!!!
Оказывается, несколько местных стояли на стреме, пасли поляну с самого начала разговора, и не успел он коснуться рукояти «Глока», как повален в пыль, оглушен, обезоружен… Рядом взвыл Гриневский – его тоже скрутили.
– Ай-ай-ай, Яланчы, – как сквозь вату донесся до него голос хана. – Я просил не хвататься за стволы, я сказал, что доверяю вам… Итак, твое слово сказано: ты выбрал бой. Признаться, я рад. Вставай.
Их поставили на ноги, крепко придерживая за локти. Хлыщ веселился уже совершенно в открытую, разве что грабки не потирал от удовольствия.
– Гнида! – крикнул Гриневский, отплевываясь кровью.
– Продолжаем, – не обратил на него внимания Неджметдин. – Бойцы назначены, время и место определены – здесь и сейчас. Правила просты: нельзя пользоваться оружием, нельзя прибегать к помощи друзей-товарищей. Соперникам нельзя помогать, но можно подбадривать криком из зала. Поверженного противника можно убить, можно оставить в живых. Вот и все... А теперь попрошу милых дам на сцену.
От толпы отделился квадратный урка, вышел на середину, шутовски поклонился и помахал зрителям ручонкой толщиной чуть ли не с телеграфный столб. Или надо говорить – поклониласьи помахала? Карташ всмотрелся и аж передернулся от отвращения: ну точно, это ж баба! Вон и бедра кое-какие просматриваются, а характерный бугорок на штанах спереди, напротив, отсутствует напрочь... Мужеподобная, здоровенная корова несколько раз ударила себя кулаком по раскрытой ладони другой руки, попрыгала на месте…
А потом, на негнущихся ногах, как испорченный робот, на
.........
Несколько последующих минут выпали из памяти Алексея Карташа. Кажется, он снова вырывался, орал что-то, угрожал и молил. Потом наступило полное отупение, он мог только стоять и смотреть в безысходной тоске, в беспомощной ярости, как аборигены запалили еще несколько костров в бочках из-под бензина и споро расселись в кружок, как в центр этого круга вышли Доширак и Маша. Боевая подруга на Карташа не смотрела, она была сосредоточенна и серьезна. Она дрожала, ее буквально колотило, но она держалась. Пока держалась.
Полностью же в реальность Алексей вернулся, когда Джумагуль взяла его руку в свою и зашептала на ухо:
– Не бойся, не бойся, все будет хорошо…
Оказывается он сидел на голой земле, в первом, так сказать, ряду зрительного зала, все кочевье, казалось, собралось здесь, а Гриневский удерживал его за плечи и безостановочно матерился шепотом.
– Я убью тебя, Недж, – внятно сказал Карташ. Хан, сидящий на подушках на противоположной стороне площадки, его игнорировал.
Маша подумала и стащила через голову свитер, оставшись только в лифчике и джинсах, даже кроссовок на ней не было, видно, сняла еще раньше. Доширак презрительно фыркнула, но ее примеру последовала – скинула ветровку, надетую прямо на голое тело. Бюста под курткой не обнаружилось – так, две какие-то несерьезные выпуклости с огромными сосками на бочкообразной грудной клетке, зато бледный торс был столь щедро изукрашен татуировками, что производил впечатление майки. Краешком сознания Карташ машинально разгадывал их значения: активная лесбиянка, разбойное нападение с убийством, пять лет отсидки, три года отсидки, глухая отказка, побег, нападение на сотрудника зоны… М-да уж, биография… Тяжеленные говнодавы она стаскивать не стала.
Неджметдин осклабился и хлопнул в ладоши.
И Доширак тут же танком поперла вперед, работая руками, как снегоуборочная машина, без всякой техники, но одного такого удара для неподготовленного человека хватило бы, чтобы свалиться в глубоком нокауте. Маша была человеком неподготовленным, однако почему-то первая атака бабищи цели не достигла – ее удары месили воздух в том месте, где вот только что, миг назад стояла хрупкая городская девушка… Толпа выла от восторга, топала ногами, орала, свистела. Карташ на какое-то время даже забыл о своих страхах и включилсяв процесс – столь невероятным было зрелище. Маша работала, никаких сомнений, может быть, не слишком уверенно и четко, но работала, причем в совершенно незнакомой Алексею манере! Она извивалась, крутилась на месте, казалось, беспорядочно махая руками-ногами, но ни один удар соперницы пока цели не достиг. Доширак завизжала, попыталась схватить ее в охапку, сжать в объятиях, задушить, сломать кости, Маша выскользнула из кольца, легким перемещением очутилась за спиной бабы-терминатора, взмах руки – и кулачок влепился в почки уркаганши.
Доширак пошатнулась, но на ногах удержалась. С разворота ударила Машу ногой, и та покатилась по импровизированной арене.
Джумагуль что-то выкрикнула по-туркменски, что-то вроде: «Гылыч-гельды!», и Маша вскочила на ноги. Рот ее был в крови, в глазах появился незнакомый, страшный блеск.
– Я тебе п…ду порву, сука!!! – заорала Доширак и вновь ринулась в бой.
Удар, уход, нырок под локоть, удар, блок, захват! Прыгающие языки костров скрадывали движения гладиаторш, не позволяли уследить за всеми маневрами и перемещениями. Доширак визгливо выплевывала всевозможные угрозы, брызжа слюной и кровью (значит, пропустила удар в голову, никто и не заметил – когда), но добраться до верткой соперницы не могла. Она уже вымоталась – с самого начала, уверенная в быстрой победе, взяла слишком большой темп, и теперь постепенно выдыхалась. Толпа ревела. Джумагуль время от времени выкрикивала непонятные слова, адресованные несомненно Маше. «Мочи ее, мочи!!!» – вопил хлыщ… А Маша молчала. Молчала и танцевалапо арене. Карташ понял, чего она добивается, и восхитился – ну да, все правильно, уголовная корова весит не меньше сотни кэгэ, она должна быстро уставать, значит, надо навязать затяжной бой. И корова купилась, купилась!