Ашната
Шрифт:
– Не понимаю, о чем Вы говорите, господин.
– Аиша, выйди, пожалуйста, на балкон, – открыв девочке дверь, он указал на пуфик рядом со столиком. – Нам нужно поговорить с твоей мамой.
Девушка спешно встала и вышла на балкон, плотно закрыв за собой дверь.
– Повторяю, Ваш образ жизни мне неинтересен. Но подумайте о девочке. Она еще совсем ребенок. Вы отдаете себе отчет в том, что таская её с собой по корпоративам, Вы рискуете её жизнью?
– Самое большое желание, что есть в моем сердце – это выдать её поскорее замуж. Чтобы она была при муже. Мне все равно
– Вот именно, что Вам все равно: все равно, сколько ему лет, где она будет жить, и как с ней будут обращаться! Меня просто бесит Ваше равнодушие ко всему происходящему. Вы вынуждаете меня говорить пошлости, которые я говорить не хочу!
– Что я могу поделать, если судьба так распорядилась. Что я могу сделать?
– Вам хорошо платят за Ваши искусства танца и постели. Неплохое состояние. Куда Вы тратите эти деньги, меня не волнует, но почему должно страдать невинное дитя, я не понимаю. В общем, пустой разговор. Я решил, как поступлю, а Вы выслушаете меня и сделаете так, как я скажу! – Александр повысил тон и сразу осекся. Не смотря на то, что он пребывал вне себя от халатности матери к своему ребёнку, ему было жаль их обеих.
– Мои деньги лежат в банке. Я готовлю хорошее приданное для Аиши.
– Кому нужно будет это приданное, подумайте! А если её изнасилуют или продадут богатому старику, который попросту сделает её своей рабыней, какой тогда толк с этого барахла, на которое Вы копите сейчас!
– Удел женщины подчиняться.
– Прошу не нужно нести подобную ересь! Хотя, возможно Вы правы… и удел дуры – подчиняться!
– Я не знаю, где найти хорошего жениха для дочери. Для того, чтобы мы безбедно жили, я постоянно езжу, выступаю. Оставить её одну в Марокко я не могу, – она сидела и плакала, без макияжа она выглядела не намного старше дочери.
– В общем так. Я хочу, чтобы Вы купили дом у себя на родине и оставили девочку там. В безопасности и покое. Это первое. Второе: я найму для неё преподавателей, которые обучат её читать и писать. Насколько я понимаю, ни того ни другого она не умеет.
– Зато она умеет хорошо танцевать. Я учила её танцам с детства.
– Ну, это ей вряд ли пригодится в университете. Но потом, потом, когда она выйдет замуж, то будет танцевать для своего мужа, сколько угодно. Но зарабатывать себе на хлеб танцами она не будет!
– Но как?..
– И третье: пройдя курс подготовки к поступлению в колледж, она улетит из Марокко и будет учиться у нас на Западе.
– Зачем? Нам этого не нужно. Мы мусульмане.
– И наконец, после колледжа, она поступит в университет, – Александр не слушал тихое бормотание танцовщицы. Все для себя решив, он продолжил. – Все расходы я беру на себя. Открою для неё счет, там будут необходимые суммы на преподавателей, колледж и университет. А что касается веры, то никто не неволит её снимать платок. На Западе полно мусульманок и в школах и в колледжах.
– Я не могу Вам ничего обещать, господин. Вы хотите, чтобы моя Аиша жила жизнью европейца, но она другая.
– Слушать глупости – утомительное дело. А сейчас, если позволите, я хочу наедине поговорить с Аишой. Уверен, она разумная девочка и поймет, что для неё лучше.
– Но как же её замужество? Когда она найдёт себе жениха, если будет все время учиться?
– Когда придёт время и Богу будет угодно, она встретит юношу, которого полюбит. Ей нужно жить, а не быть игрушкой в чьих-то руках: не всегда эти руки чисты и распахнуты для объятий. Вам это должно быть хорошо известно!
– Я понимаю, о чем Вы говорите. Хорошо, я подумаю, господин – опустив глаза, сказала она и снова расплакалась.
– Мой помощник полетит с Вами в Марокко. Он проследит, чтобы были соблюдены все формальности. Поможет в оформлении покупки дома.
– У нас будет дом на Медине… – мечтательно промурчала Мадина и закрыла от удовольствия глаза.
– Дом будет записан на Аишу. Надеюсь, здесь не может возникнуть никаких возражений. Вот кажется и все.
– Спасибо, господин! Я хочу много раз сказать Вам спасибо за то, что прогнали тех мужчин, которые могли поиздеваться над моей доченькой. Поверьте, я очень люблю её, – она кинулась к его ногам.
– Встаньте! Сделайте все, как любящая мать, чтобы Ваша девочка была счастлива. Тогда, возможно, и Ваша жизнь изменится.
Мадина подошла к балкону, открыла ручку двери и рукой показала дочери, что можно вернуться в комнату.
– А сейчас примите душ и спускайтесь к завтраку. Жду вас обеих. Сегодня нас буду баловать свежими булочками с маком и блинчиками с тыквой. Я уже кажется чувствую их аромат, – Александр улыбнулся и удился.
Идя к кабинету деканата, Ашната несколько раз останавливалась. В её душе боролись две главные черты ее характера: уважительное отношение к старшим, и чувство справедливости к более слабым. Старшие, как бы ни были уважаемы, тоже бывают не правы, и не признавать это – равносильно предательству по отношению к тому, с кем взрослые бывают жестоки.
– Здравствуйте, госпожа Орло. Я могу войти?
– Ашната, заходи. Я думала, ты сейчас с Анной. Как она? – листая журнал, отвечала женщина. Её очки, больше похожие на пенсне, висевшие на кончике длинного носа, дополняли образ кабинетной крысы.
– О ней я и хочу поговорить с Вами, если позволите.
– Конечно, Ашната. Слушаю тебя. Присаживайся, – женщина поставила на стол два стакана, налила из графина воду и поднесла стакан девушке.
– Я пришла, чтобы просить Вас о разрешении начать сбор средств на лечение Анны.
– Не поняла, – женщина, занервничав, начала суетливо копаться в бумагах, разложенных на столе. Потом взяла себя в руки и остановила взгляд на девушке. – Так о чем Вы говорите?
– Я предлагаю начать сбор средств на лечение Анны, что здесь непонятного? – твердым голосом ответила Ашната.
– Вы же знаете, что Анна лежит в больнице. Там за ней отличный уход. Мы несколько раз были у неё. Да, не думайте, что Вы единственная, кто посещает нашу несчастную Анну. Больница может быть не шикарная, но условия там совершенно приемлемые. Уж поверьте, я знаю, что говорю, – фальшивым голосом заботливой наседки, отвечал ледяной голос.