Асканио (ил. А.Мелик-Саркисяна)
Шрифт:
– Позволить вам удалиться? О нет! – воскликнула герцогиня, которая горела желанием удержать свидетелей своего торжества. – Я хочу, господин прево, чтобы вы видели, как унижен ваш враг, чтобы таким образом мы оба были отомщены заодно. Я дарю вам и виконту эти два часа. Не благодарите… Говорят, что вы выдаете дочь за графа д'Орбека, не так ли? Право, прекрасная партия. Я сказала – «прекрасная», а должна была бы сказать – «выгодная». Присядьте же, мессер. Знаете ли, чтобы свадьба состоялась, надобно мое согласие, а вы его еще не спросили. Но я даю это согласие. Д'Орбек мне так же предан, как и вы. Надеюсь, мы увидим вашу прелестную
– Коломба, сударыня.
– Красивое и приятное имя. Говорят, что имена влияют на судьбу; если это так, у бедной девочки нежное сердце, и она будет страдать… Ну, что еще случилось?
– Ничего, сударыня. Он сказал, что подождет.
– Ну что ж, превосходно! А я о нем совсем забыла… Так вот повторяю: берегите Коломбу, мессер д'Эстурвиль! Ее будущий муж, граф д'Орбек, под пару моему: его честолюбие не уступает алчности герцога д'Этамп, и ему ничего не стоит променять жену на какое-нибудь герцогство. Да и мне следует остерегаться! Особенно если она так хороша, как говорят. Вы мне представите дочку, не правда ли, мессер? Ведь мне надо приготовиться к защите.
Герцогиня сияла от удовольствия в предвкушении победы над Бенвенуто и долго с каким-то самозабвением говорила в том же духе, и в каждом ее движении сквозило радостное нетерпение.
– Ну, еще полчасика – и два часа истекут, – сказала она наконец, – и тогда бедный Бенвенуто избавится от пытки. Поставим себя на его место – должно быть, он ужасно мучается! Не привык он к такому обращению. Лувр для него всегда открыт, и король всегда доступен. По правде сказать, мне жаль его, хоть он этого и не заслуживает. Он, вероятно, вне себя, не правда ли? Нет, вообразите только, как он разъярен! Ха, ха, ха, долго я буду вспоминать все это и смеяться… Господи, что за шум? Крики, какой-то грохот…
– Уж не расшумелся ли проклятый Челлини, соскучившись в чистилище? – проговорил прево, воспрянув духом.
– Хочу посмотреть, что там творится, – произнесла герцогиня, побледнев. – Пойдемте со мной, господа, пойдемте же!
Бенвенуто, решившись, по соображениям, которые мы знаем, помириться со всемогущей фавориткой, на другой же день после разговора с Приматиччо взял небольшую позолоченную вазу – выкуп за свое спокойствие – и, подхватив под руку Асканио, очень бледного и ослабевшего после тревожной ночи, отправился ко дворцу д'Этамп. Сперва его встретили лакеи, отказавшиеся доложить о нем госпоже спозаранок, и он потерял добрых полчаса на переговоры. Это уже начало его раздражать. Наконец пришла Изабо и согласилась доложить о нем госпоже д'Этамп. Она быстро вернулась и передала Бенвенуто, что герцогиня одевается и что ему придется немножко подождать. И вот он, запасшись терпением, уселся на скамью рядом с Асканио, который был истомлен ходьбой, жаром и своими мыслями и чувствовал легкую дурноту.
Так прошел час. Челлини принялся считать минуты. «Конечно, – раздумывал он, – туалет – самое важное занятие герцогини за весь день. Четверть часа раньше, четверть часа позже, – да стоит ли из-за этого жертвовать той выгодой, которую принесут хлопоты!» Однако, невзирая на философские рассуждения, он начал считать секунды.
Асканио же тем временем становился все бледнее; он решил скрыть от учителя недомогание и мужественно пошел вместе с ним, не проронив ни слова; утром он не поел и чувствовал, хотя и не признавался себе, что силы его покидают. Бенвенуто же не мог усидеть на месте и стал мерить большими шагами прихожую.
Прошло еще четверть часа.
– Ты себя плохо чувствуешь, сынок? – спросил он Асканио.
– Нет. Право же, нет, учитель. Скорее вы себя плохо чувствуете. Запаситесь же терпением, умоляю вас, теперь уже недолго ждать.
В эту минуту снова появилась Изабо.
– Ваша госпожа порядком замешкалась, – буркнул Бенвенуто.
Насмешливая девица подошла к окну и посмотрела на часы, висевшие во дворе.
– Да вы всего лишь полтора часа ждете, – проговорила она. – Чего вы жалуетесь?
Челлини нахмурился, а она расхохоталась и стремглав убежала.
Бенвенуто на этот раз сдержался, сделав над собой невероятное усилие. Он снова сел и, скрестив руки на груди, молча застыл в величественной позе. Казалось, ваятель был совсем спокоен, но в его душе закипал гнев. Двое слуг, неподвижно стоявших у дверей, смотрели на него с важностью, а ему казалось – с насмешкой.
Часы отбили четверть часа. Бенвенуто взглянул на Асканио и увидел, что он необыкновенно бледен и вот-вот потеряет сознание.
– Ах, так! – воскликнул Челлини, не в силах больше сдерживаться. – Все это она подстроила, вот что! А я-то готов был поверить ее словам и подождать из учтивости! Но ей угодно нанести мне оскорбление, а я не догадался – ведь я не привык, чтобы меня оскорбляли! Да не на такого напали – не из тех я людей, которые позволяют себя оскорблять даже женщине, и я ухожу! Пойдем, Асканио.
И с этими словами Бенвенуто приподнял своей могучей рукой негостеприимную табуретку, швырнул ее об пол и сломал – ведь целых два часа он просидел на ней по милости злопамятной герцогини и, сам того не ведая, подвергался унижению. Слуги устремились было к нему, но Челлини схватился за кинжал, и они остановились. Асканио, испугавшись за учителя, хотел вскочить. Но он был так взволнован, что силы ему изменили, и он упал, потеряв сознание. Бенвенуто сначала этого не заметил. В эту минуту на пороге появилась бледная и разгневанная герцогиня.
– Да, я ухожу! – продолжал громовым голосом Бенвенуто, отлично видя ее. – Передайте же этой особе, что я уношу свой дар и отдам его первому встречному невежде-простолюдину. Он и то будет достойнее такого подарка. Да скажите герцогине, что она ошибается, ежели принимает меня за лакея вам под стать, – у нас, художников, покорность и уважение не продажны, не то что ее продажная любовь! Посторонитесь! За мной, Асканио!
В этот миг он обернулся и увидел, что его любимый ученик сидит у стены, запрокинув голову, что глаза у него закрыты, а лицо мертвенно-бледно.
– Асканио! – крикнул Бенвенуто. – Асканио, сынок! Да он потерял сознание, умирает! О мой родной Асканио! И все из-за этой женщины… – Бенвенуто обернулся с угрожающим видом к герцогине д'Этамп и тут же склонился над Асканио, чтобы поднять его и унести.
Герцогиня же, вне себя от ярости и страха, не могла двинуться с места, не могла говорить. Но, увидев белое, как мрамор, лицо Асканио, его поникшую голову, длинные разметавшиеся волосы, увидев прекрасное бледное чело и грациозную позу юноши, потерявшего сознание, она, не отдавая себе отчета, бросилась к нему, наклонилась, чуть не встав на колени рядом с Бенвенуто, и схватила, как и он, руку Асканио.