Аскольд и Дир
Шрифт:
После ухода мадьяр на берегу Днепра был устроен большой пир. Князья произносили здравицы в честь друг друга, клялись в вечной дружбе, хотя каждый из них понимал, что такие клятвы ненадолго.
Дир возвращался в Киев солнечным днём. Встречать войско выбежало всё население столицы. Он ехал среди ликующей толпы и краем глаза замечал красивых девушек, которые восхищёнными глазами смотрели на него. Он бы выбрал себе вот эту… Нет, вот эту… А может, вон ту?.. Он был готов любить всех девушек сразу.
Когда взбегал по ступенькам крыльца, на плечи ему с лёгким стоном кинулась Есеня. Он поцеловал её в губы, отстранил от себя, взглянул в лицо и поразился, какая она
Он разочарованно вздохнул, обнял её за худенькие плечики и повёл во дворец. Там под благовидным предлогом - надо с дороги помыться в бане - отправил её к себе в светлицу, решив, что сегодня с ней ни в коем случае не встретится; пожалуй, пойдёт к Чаруше, у которой был не помнит когда…
IX
Вернувшись в Любеч, Аскольд приступил к выполнению своих обязанностей по охране крепости. Но дело не ладилось, разрыв с Есеней и предательство названого брата выбили его из колеи. Он никак не мог заставить себя по-настоящему вникнуть во все мелочи текущей жизни и переложил заботы на плечи десятских. Среди них выделялся Радим. Невысокий, широкоплечий, с мощным телом и короткими кривыми ногами, ходил он как-то скособочившись, одно плечо выше другого, бросая вокруг себя короткие, внимательные взгляды. Сначала Радим показался ему ничем не приметной личностью, но однажды поневоле обратил на себя внимание. Сидел Аскольд на берегу Днепра, смотрел, как на водной глади возникают в неожиданном месте водовороты, как из глубины вырываются мощные потоки, растекаясь в разные стороны и порой споря с могучим течением реки, и думал о том, что и у человека происходит нечто подобное: спокойно проходит жизнь, ничто вроде не предвещает серьёзных изменений, и думаешь, что всё устроилось как нельзя добротно и благополучно. А потом вдруг врываются неожиданные события, непредвиденные обстоятельства, и всё идёт кувырком, словно в этих днепровских водоворотах.
Так и у него, Аскольда. Был он сотским, ничем не отличался от других викингов, побродил по морским просторам и пограбил немало городов и селений в богатенькой Европе. А потом встретился с Диром, и вся жизнь понеслась стремительным потоком, вращая в жизненных круговертях. Сначала ни с того ни с сего стал князем киевским, хотя никогда к таким высотам не стремился. Потом влюбился в чистую, светлую девушку, с которой намерен был связать свою судьбу, но отнял её у него не кто-нибудь, а названый брат. Как теперь относиться к нему? Порой у Аскольда возникало желание убить соперника, но, поразмыслив, отказался от этого замысла, понимая, что это ничего не изменит в его жизни: Есеня не любила его, она сама ему об этом сказала. Но и извинить Дира он не мог: викинги никогда не прощают предательства, они мстят за него самым жестоким образом. Так он был воспитан с детства, по-иному он не должен был поступать. Но и рука не поднималась на Дира, потому что до конца он не был уверен в своей правоте.
Вот как раз во время такого мучительного раздумья и застал его Радим. Подсел рядом, долго молча смотрел на реку, потом сказал густым басом:
– Шёл я как-то по улице, смотрю, новая мастерская по ремонту обуви.
– Драный башмак над крыльцом висит?
– Ну да. Тоже заметил?
– Пришлось.
– У меня как раз у сапога подмётка в одном месте отошла. Так, пустяковая работа
– Может, любовницу ждал, а ты ему помешал, - улыбнулся Аскольд.
– Может! Всё может!
– подтвердил Радим.
– Но вот другое настораживает: почему он врёт? Ведь не сапожник, я могу голову на отрез дать, потому что много повидал ихнего брата на своём веку!
– И что же?
– Хочу задать такой вопрос: с какой целью прибыл он в Любеч? Что ему надо? И что надо другим людям, которые, как я знаю, тоже заявились в город в последний месяц?
– И много таких?
– Думаю, с десяток наберётся. Покупают домики, строят новые и живут тихой сапой.
– Пусть живут. Тем более что порядка заведённого не нарушают, вреда не приносят.
– Подозрительно это. Не люди ли это черниговского князя? Не замышляют ли северяне какой-нибудь каверзы?
– И что ты предлагаешь?
– Проследить бы за ними! Легко за хорошую плату найти людей, которые смогут проделать это незаметно. Боюсь, как бы они бед больших не натворили!
– Вот и возьмись за организацию слежки. Средства на это я выделю.
– Думаю, одному не справиться.
– Подбери помощников.
– Твоя, князь, поддержка нужна, а может, где-то и участие в организации всего дела.
– Нет уж, уволь. Не хочется что-то… Да и без меня справитесь.
Радим помолчал, спросил осторожно:
– Аль случилось что-то? Как-то ты всё в сторону норовишь, ходишь пасмурный такой…
От этих слов внутри у Аскольда прошёлся холодок, Радим вмиг стал ему неприятен.
– У меня всё в порядке. Шёл бы ты по своим делам…
– Слушаюсь, князь.
«Ишь, какой заботливый нашёлся, - раздражённо думал Аскольд после его ухода.
– Так в душу и норовит залезть. Только этого не хватало, чтобы ему рассказать, как меня девушка бросила…»
А Радим пошёл в харчевню, где торговали медовухой, вином и пивом. Хозяин подобострастно преподнёс ему бокал с вином:
– За мой счёт, десятник…
– Спасибо, Дагуз. Как жена, поправляется?
– Понемногу. Сегодня угром еды попросила.
– Значит, поднимется…
Краем глаза увидел: из тёмного угла сверлит его жадный взгляд, прямо-таки насквозь пронизывает. Дохленький мужичишка. С утра не похмелённый. Радим поманил его одним пальцем. Тот подскочил, стал жадно глядеть в лицо блестящими от голода глазами.
– Бокал пива налью, отработаешь?
– Мигом!
– Налей ему, Дагуз. Вроде бы хороший человек.
Дагуз ответил ворчливо:
– Лучше некуда. Который год ошивается около меня. Надоел хуже горькой редьки!
Мужичонка жадно выхлебал бокал, блаженно закрыл глаза, потянулся. Радим протянул ему кусок хлеба с луковицей и солью.
Мужичок схватил еду грязными руками, отошёл в сторонку, стал жадно жевать.
Радим неторопливо потягивал вино, задумчиво смотрел прямо перед собой, явно чего-то ожидая. Когда хозяин отошёл в другое помещение, поманил пьянчужку: