Аскольдова тризна
Шрифт:
— Кто из вас вождь племени?
— Я, — вышел, опираясь на копьё, лучше всех одетый человек, с густой копной волос на голове и более осмысленным взглядом серых глаз.
Олаф отомкнул от запястья цепь и кинул вождю:
— Держи! Это мой подарок тебе...
Собравшиеся переглянулись и радостно закивали.
— Мы не тронем вас и не будем мечом и огнём искать вашего повиновения, как это сделал год назад новгородский князь Рюрик, разорив ваши жилища, уведя в полон молодых и красивых мужей и жён и заставив выплачивать десятину... Так я говорю? —
— Истинно так! Раньше мы лишь делали жертвоприношения своим богам. Ныне всё стало иначе...
В подать новгородскому князю теперь шла десятая часть всех доходов семьи — хлеба, мёда, льняной пряжи и кудели, рыбы сушёной и солёной, мягкой пушнины, изделий из железа, полотна, дерева, кости. Для сбора десятины князем были назначены и оставлены здесь старшины. Одного из них, дом которого находился возле детинца, Олаф приказал доставить сюда. Старшину быстро приговорили к смерти, и вождь тут же пронзил его копьём.
— Теперь же у вас новый повелитель, справедливый и мудрый, норманн из Скандинавии. Он живёт в Старой Ладоге и будет защищать ваши жизни, как жизни своих воинов. С этого дня всё станет по-другому, — заверил кузнец, хотя и знал, что ничего по-другому не будет. Лишь бы заручиться поддержкой в борьбе за новгородский стол.
— Князь, — обратился вождь племени к Олафу.
Такое обращение очень понравилось кузнецу, но, оглянувшись на своих воинов, он громко поправил вождя:
— Князь — Водим Храбрый, запомните все! Я только начальник отряда.
— Дозволь мне, начальник, с другими финскими вождями выехать на Ольховый остров, что находится посреди истока Невы-реки, и вывести дозор, выставленный Рюриком, на тропу к жилищу Манна... Нам не нужны чужие, которых мы должны кормить, поить, поставлять им для утех своих дочерей... Издавна мы на этом острове охрану несли сами.
— А что это такое — «вывести на тропу к жилищу Манна»?.. — не поняв, переспросил переводчика Олаф.
— Значит, смерти предать. У чудинов дух смерти зовётся Манна.
— Понимаю... И скажи вождю, что дозволяю... И больше того: мы пойдём с вами.
Отряд Олафа, усиленный местными воинами, двинулся к устью Невы-реки, как и предусмотрено было Водимом.
Существовали два пути возвращения посланного Рюриком за невестой свадебного судна: один — через Неву-реку, озеро Нево и вверх по Волхову; другой — из Варяжского моря по Западной Двине и Ловати через Ильмень-озеро. Какую дорогу для невесты выберут воеводы новгородские? А может, маршрут наметит сам брат Ефанды Одд? Кто знает... Поэтому Водим и учитывал оба маршрута: по одному выслал навстречу дракарру, по другому — отряд Олафа.
Если Олафом дело, как говорится, почти сделано, то Торстейну на дракарре ещё только предстоит его совершить, и оно было куда сложнее — по многим обстоятельствам.
Во-первых, следовало приблизиться к Новгороду совсем незамеченными, иначе задуманное станет невыполнимым с самого начала. Во-вторых, по Волхову на виду Новгорода плыть
Значит, перед Новгородом дракарру следует незаметно вытащить на берег, а затем на катках, а где и на плечах проволочь её, обогнув столицу Руси Северной. А там уж снова незаметно спустить дракарру на воду.
Вдруг резко набежали на дотоле безоблачное небо тучи, и хлынул ливень! И шёл он весь вечер, потом перестал, а ночью опять ударил с новой силой. Многое пришлось испытать норманнам Торстейна, но все они были, как на подбор, равны по мощи своему начальнику.
Нет худа без добра: тот же дождь дал норманнам возможность проволочь дракарру почти не прячась, что хоть Как-то облегчило им их действия.
За ночь преодолев пять поприщ [55] , которые лежат между Новгородом и Ильмень-озером, норманны в укромном месте рано утром подняли паруса, так как задул угонный ветер. А войдя в Ловать, воины Торстейна под покровом густых веток близко растущих к воде деревьев на вёслах потихоньку стали подниматься к истоку. Ближе к сумеркам бросили якорь в том месте, где начала сужаться река, — здесь, недалеко от волока из Западной Двины в Ловать, хорошо укрывшись, следовало ждать возвращения из Скандинавии свадебного судна с Ефандой и её братом Оддом.
55
Поприще — здесь: путевая мера, около 20 вёрст.
Как только заключили под стражу верховного жреца Сереженя, Рюрик повелел перевернуть всё вверх дном в его жилище и найти часть дощечек, которые с дощечками других жрецов и должны были составить Велесову книгу. Князю доложили, что именно Сережень вырезает историю славян, повествующую о днях сегодняшних, то есть о времени правления его и киевских князей Аскольда и Дира. И Рюрику небезынтересно было узнать, как изображает верховный жрец это правление, хотя и ведал отчасти, что Сережень вообще всех князей называл людьми тёмными. Новгородский князь и сам, кстати, сообщил об этом в беседе с киевскими купцами. Но теперь Рюрика интересовали подробности.
О жизни славян, рассказанной жрецами, князю приходилось читать текст, правда, не в подлиннике, а сведённый с дощечек на бересту, и он мог его воспроизводить по памяти слово в слово.
Теперь же Рюрика постигло разочарование, когда гридни вернулись ни с чем, действительно перевернув всё в жилище Сереженя вверх дном, но дощечек так и не обнаружив.
«Наверно, в них волхв называет нас не только «тёмными», но как-нибудь и похлеще...» — подумал Рюрик.
Да, так оно и было. И приведённые ранее подлинные тексты Велесовой книги как раз говорили об этом.