Асоциальные сети
Шрифт:
Бигмак и двенадцать наггетсов в качестве компенсации морального вреда разрядили гнетущую ситуацию, когда одна пошутила, а второй не оценил потуги комедийного таланта. Еда, вкусная еда обладает потрясающим седативным действием, как марихуана, хочется спокойно, вальяжно разлечься на диванчике, блаженно улыбаясь, и вслушиваться в любимый голосок, щебечущий о произошедшем за день, о планах, о нем, о них.
Галя была настоящим галчонком, говорила не переставая, фантастически не замечая проглатываемые куски, Марк успевал только поддакивать или отрицательно мотать головой, стараясь попасть если не в тему разговора, то хотя бы в такт. И старался не заснуть, тяжелый желудок тянул в пучину забвения, булькая хозяину, что не мешало бы немного подремать для улучшения процесса переваривания пищи. «Ты
В трамвае Марк опять достал телефон, ткнул в иконку мессенджера. «Спасибо за обед, соня!» И легкая дрожь от слов выше – «Я люблю тебя, сладкая девчонка!»… Дремоту вышибло из Марка чем-то тяжелым, ощущения такие же, как на первом курсе, когда, пытаясь понравиться девчонкам, Марк раскачался на турнике и попытался сделать сальто, не учел инерцию тела и грохнулся плашмя на спину. Марк четко помнил, что написал: «Я убью тебя, гадкая девчонка!», и разум подсказывал, что автокорректор не способен на подобные чудачества, простые слова в словаре не исправлялись.
Посидев в тишине, нарушаемой лязгом металла и противным голосом кондукторши, выучившей в школе всего одно предложение: «Все обилечены?», Марк написал – «Галя, ты коза». Отправилось, и отправилось правильно. Вышел из мессенджера и зашел опять. В окошке диалога синело: «Галя, ты роза». Марк выключил телефон и уперся лбом в горячее стекло.
На диван лег не раздеваясь, положил на живот ноутбук и зашел в Facebook. Два часа потребовалось, чтобы выяснить следующее – комментарии изменялись по-разному, в зависимости от адресата. Если в разговоре с Галей оскорбления и колкости сглаживались до розовых слюней, то в переписке с Родиком слово «блин» менялось на «блять», а «мороз» на «мразь». Попробовал написать Георгу Алексеевичу абсолютную чушь, так мессенджер вместо этого чуть кандидатскую не создал.
Все это было не похоже на стандартные операции программы, призванной помогать безграмотным и тем, кого Бог обделил интеллектом. Нужно создать такой сложный процесс, который будет индивидуально подбирать коррекцию для сотен миллионов людей, учитывая опыт общения и характер межличностных отношений. Пугала безальтернативность исправлений, Марк пытался отредактировать некоторые, но результат всегда был такой, какой нужен. Нужен ему, но не сейчас, следовательно, нужен мессенджеру. Плюсов, впрочем, было намного больше. Во-первых, при ошибке в имени мессенджер вставлял правильное – больше не будет ссор между любовниками. Во-вторых, можно что угодно писать пьяным, злым – мессенджер выстраивал речь в обычной стилистике. В-третьих, мессенджер, как оказалось, обладал более богатым словарным запасом, чем Марк, что несколько украсило лексикон, используемый им в сети, – может быть, за человека начнут принимать.
10
С увеличением долготы дня качество и возможности мессенджера постепенно увеличивались, теперь он мог вести полудиалог по всем вопросам. Оставалось только давать вектор, печатать тезисы, основные слова, мессенджер сам выстраивал вокруг них паутину смыслов, ошибаясь очень редко. Дошло до того, что Марк мог перед переводом телефона на авиарежим накидать порядочно осколков предложений, разграничив их точками, а там мессенджер дописывал самостоятельно.
Подобное решение вылезло и на главную страницу социальной сети, в комментарии. Нужно было только в ответе отмечать адресата, и тогда алгоритм считывал сам пост и понимал уровень дискуссии, ведя канву беседы Марка как по писаному. Появилась возможность и менять тональность диалога, акцентируя её специальными маленькими схематичными смайликами, которые оставались невидимыми для собеседника. Но программа их учитывала и вставляла необходимые обороты.
Проминая диван с упорством, достойным Сизифа, Марк открывал все новые и новые грани растущего кремниевого интеллекта, отмечая его непокорную готовность как к взаимодействию, так и к коррекции поведения. Если на начальном этапе правки были окончательными и не подлежали обжалованию, то сейчас стало возможным настроить градацию в пределах эмоционального фона и забить словарик черным списком слов.
Мудрым и дальновидным решением было настроить все рабочие контакты, которые частично велись в Facebook’е. Полноценная дискуссия пока не получалась, но движение вперед к простому человеческому общению было очевидным, и составлять слова в короткие осмысленные предложения уже получалось. И теперь, о боги, и мессенджер, и аккаунт могли самостоятельно отвечать на простые вопросы, требующие однозначных ответов вроде «да» или «нет», причем совершенно верно угадывали то, как бы ответил сам Марк.
Забежал Славик, постоялец, въехавший год назад в нехорошую квартиру на пятом этаже, откуда с завидной периодичностью выносили кого-нибудь вперед ногами, – то газом отравятся, то упадут из окна, то умрут, улыбаясь, во сне. Но Славик держался, из-за чего заслужил славу черта и даже самого дьявола среди бабулек, не умевших простить другим умение жить.
Среднего роста, почти идеально квадратный, Славик был до ужаса архетипичным «ботаником». Стыдливо и боязливо бегающий взгляд, руки по швам, постоянно мнущие неглаженые брюки, толстенные очки, сальные редкие волосы цвета загнивающего льна, уложенные в пробор, – любой прохожий подсознательно хотел подойти и отшакалить у него деньжат или треснуть по затылку. Но все это только до того момента, как он снимал очки. За этими признаками интеллигентности проступала бандитская рожа с носом картошкой и маленькими красноватыми глазками как у бультерьера. Без очков Славик совершенно спокойно мог ходить ночью за пивом в ларек, окруженный подвыпившей местной блататой, уважительно расступавшейся при виде геометрически правильного тела Славика, без очков его любили девушки и боялись бабки, без очков в трамвае к нему не подходил кондуктор. Однажды Славик по забывчивости зашел без очков к шефу и получил квартальную премию. Осложняло все это великолепие то, что без очков Славик видел немногим дальше вытянутой руки, да и то как в дымке.
Плеснув себе чаю, Славик осведомился, как дела в мире. Его всегда интересовала международная повестка, Интернету он не доверял, предпочитал опрашивать друзей и знакомых, соседей и пассажиров трамвая, считая, что человек, пропустивший новость через себя, выдает более близкий к истине результата, а выбрав среднестатистический ответ, Славик понимал, что и как на самом деле сейчас происходит на Земле. Марк, зная эту его девиацию межличностного общения, обычно молчал, но сейчас рассказал все, что читал и слышал за последние два дня. Пока Славик переваривал все это, запивая чаем, Марк написал пространный комментарий под его же новым статусом, причем совершенно атипичный, не похожий на стандартный для их общения в сети и офлайн. Показал комментарий Славику. Нажал «отправить» и попросил посмотреть на своем смартфоне. Славик зашел в Facebook, тыкнул в иконку уведомлений и немного завис – комментарий изменился так же кардинально, как если бы он снял очки.
Последующие три часа они развлекались тем, что писали матерные и оскорбительные комментарии и сообщения начальству, родителям, всяким официальным лицам, присутствовавшим в Facebook’е. Программа не допустила ни одной промашки, Славик и Марк сохранили лицо почти деловых людей и приличных граждан своей страны. Это было смешно и как-то страшно, как будто у тебя начали отказывать мозги, и природа предложила некий протез, который принимает на себя часть мозговой деятельности, причем самостоятельно решая, что правильно, а что нет. Славика это начало угнетать, он стукнул чашкой о раковину и ушел не прощаясь.
11
Социальные сети запестрели желтым и багрянцем, каждая первая девушка и каждый второй мужик запостили фотографию листопада, купаясь в омертвелых останках деревьев со счастливой улыбкой бессмертных. Марк смотрел на ленту и думал, что где-то в параллельной вселенной дубы и ясени делают селфи на фоне людских кладбищ, также ошибочно принимая энтропию за романтику.
Галя тоже с букетом кленовых листьев, с яркими щечками, на фоне которых цвета осени блекнут. Странная обманка мозга, отвергающего что-то в других, но с удовольствием принимающего то же самое от человека, который тебе близок. Субъективное всепрощение как метод сохранения отношений между людьми. Марк боролся иногда с этим в себе, стараясь трезво оценивать действительность, но ничего не мог поделать, если это была Галя.