Аспекты мифа
Шрифт:
Спонтанность этих событий вне всякого сомнения: «никто не побуждал их к этому, ни внутри страны, ни из-за границы», — утверждает современный свидетель [281] . «Детей отличали одновременно очень ранний возраст и крайняя бедность, среди них было много пастушков» [282] . Они отправились в поход процессией с пением, их было, по-видимому, около 30000. На вопрос, куда они идут, они отвечали: «К Богу». По словам современника, они намеривались пересечь море и сделать «то, чего не смогли сделать властители и короли, — освободить гроб Господень» [283] . Духовенство было против этого похода. Поход детей из Франции окончился катастрофой: прибыв в Марсель, они погрузились на семь больших кораблей, два из них потерпели кораблекрушение во время шторма в открытом море у берегов Сардинии, все находившиеся на кораблях утонули. Пять же других кораблей предатели завели в Александрию, где продали детей предводителям сарацинов и торговцам рабами.
281
Альфанлери П. и Дюпрон А. Христианство и идея крестовых походов.
282
Там же, с. 119.
283
Ренье, цит. по Альфандери П. и Дюпрон А., с. 120.
Примерно таким же образом разворачивались крестовые походы детей в Германии. В хронике того времени сообщается, что в 1212 году мальчик по имени Николас собрал вокруг себя множество детей и женщин. Он утверждал, что ангел приказал ему отправиться с ними в Иерусалим для освобождения гроба Господня и что море расступится, чтобы пропустить их шествие пешком, как когда-то произошло с народом Израиля [284] . Оружия при них не было. Отправившись в путь из Кельна, они поднялись по Рейну, перешли Альпы и дошли до северной Италии. Некоторые из них добрались до Генуи и Пизы, но были рассеяны. Те, кому удалось достичь Рима, убедились, что представители властей их не поддерживают. Папа не одобрял их планов, и юным крестоносцам пришлось возвратиться восвояси. По словам автора хроники тех лет Annales Carbacenses, «они вернулись голодные, в рубище, молчаливые и одинокие». Никто им не помогал. Другой свидетель сообщает: «Многие дети умерли по дороге, тела их лежали на площадях, и никто их не хоронил» [285] . П. Альфандери и А. Дюпрон совершенно справедливо усматривали в этом явлении своеобразное возвышение детей в системе иерархии народной набожности. Это было одновременно и мифом о невинных, о призывах Иисуса к детям и народной реакцией против крестового похода баронов, той же самой реакцией, которая проявилась в легендах, возникших вокруг «Тафуров» во времена первых крестовых походов» [286] . Завоевание Святых мест может теперь произойти только в результате чуда, чудеса же приходят только к самым чистым и безгрешным, то есть к детям и беднякам» [287] .
284
Цит. по Альфандери П., с. 123.
285
Цит. по: Альфандери П. и Дюпрон А., там же, с. 24.
286
Относительно «тафуров» см. также Кон Н. В преддверье тысячелетия, с. 45.
287
Альфандерн П. и Дюпрон А., там же, с. 45.
Пережитки эсхатологического мифа
Неудачи крестовых походов не погасили эсхатологических надежд. Томазо Кампанелла в своем произведении «Об испанской монархии» умолял испанского короля финансировать новый крестовый поход против Турецкой империи и основать после победы Великую всемирную монархию. Через 38 лет в эклоге, посвященной Людовику XIII и Анне Австрийской, в честь рождения будущего Людовика XIV Т. Кампанелла предвосхищает одновременно возвращение Святой земли и обновление времени. Молодой король в тысячу дней завоюет всю землю, победив чудовищ, то есть подчиняя неверных и освобождая Грецию. Магомет будет выброшен из Европы, Египет и Эфиопия вновь станут христианскими. Татары, персы, китайцы и весь Восток обратятся в христианскую веру. Все народы составят единый христианский мир, у обновленной Вселенной будет один центр — Иерусалим. «Церковь, — писал Кампанелла, — началась в Иерусалиме, в Иерусалим она и вернется, обойдя весь мир» [288] . Т. Кампанелла в своем трактате «Первое и второе воскресение» не считает больше, подобно Святому Бернару [289] , что «завоевание Иерусалима есть только этап к небесному Иерусалиму». Для него это установление мессианистского царства [290] . Примеры можно было бы умножить.
288
Замечание Кампанеллы к стиху 207 своей эклоги, цит. А. Дюпроном — Крестовые походы и эсхатология, с. 87.
289
Святой Бернар — не совсем ясно, о ком в данном случае идет речь: о Бернаре Клервонском или Берна-ре Сладостном. Бернар Клервонский (ок. 1091—1153) — монах цисторианского монастыря, в дальнейшем — основатель ордена бернардинцев — «псов господних», опоры папства. Содействовал организации II крестового похода, обращению в христианство народов Прибалтики. Бернар Сладостный (ум. ок. 1320) — монах-францисканец, один из первых и известнейших последователей Франциска Ассизского. В дальнейшем, после его смерти и раскола в ордене — один из лидеров альбигойцев. В 1303 г. возглавлял восстание против инквизиции. В 1318 г. приговорен к пожизненному заключению.
290
Критическое издание Романо Америо, Рим, 955, с. 72; Дюпрон А., там же, с. 89.
Но следует подчеркнуть непрерывность и близость между средневековыми эсхатологическими идеями и различными «философиями истории» иллюминизма и XIX века. Вот уже три десятка лет известна та исключительная роль, которую сыграли пророчества Джоаккино да Фьоре [291] в возникновении и структуре всех этих мессианских движений, возникших в XIII веке и продолжавшихся в более или менее секуляризованной форме до XIX века [292] . Главная идея Джоаккино о неизбежном начале для всего мира третьей эпохи истории, эпохи свободы, так как она будет проходить под знаком Святого Духа — это идея приобрела большую известность. Она противоречила точке зрения, принятой Церковью со времени святого Августина. По общепринятому
291
Джоаккино де Фьоре — в русской транскрипции Иоахим Флорский (ок. 1132—1202). Монах цисторианского монастыря, основатель Флорского ордена в Италии, средневековый философ. М. Элиаде обращается к нему как к автору «Вечного Евангелия», делящего мир на три эпохи: эпоху Бога Отца (ветхозаветная), эпоху Бога Сына (новозаветная), эпоху Святого Духа (грядущая), и акцентирует внимание на двух положениях его концепции: эволюции взаимоотношений человека с Богом и аналогичности периодов мировой истории. Согласно ортодоксальному христианству, это учение считается еретическим.
292
Большая заслуга Эрнесто Буонаути заключается в том, что он вновь обратился к исследованию труда де Фьоре «Трактат о четырех Евангелиях» (Рим, 930) и в книге «Джоаккино да Фьоре» (Рим, 93). См. также две статьи: «Пролегомены к истории Джоаккино да Фьоре» (там же, V, 929), воспроизведенные в посмертном издании «Истории христианства», 957, с. 237— 382. См. также Эрнст Бенц «Категории религиозного значения истории у Джоаккино», а также «Ecclesi Spiritualis» (Штутгарт, 934).
Мы не будем останавливаться здесь на различных эсхатологических движениях, побудительным импульсом которых оказалась мысль Джоаккино де Фьоре. Но стоит все же вспомнить о некоторых учениях, являющихся неожиданным продолжением идей калабрийского прорицателя. Так, Лессинг в своем труде «Воспитание человеческой расы» развивает тезис о постоянном и прогрессивном откровении, завершающемся в третьей эпохе. Лессинг оценивал это как победу разума с помощью воспитания. По его мнению, в этом совершается исполнение христианского откровения об «энтузиастах XIII и XIV веков», единственным заблуждением которых было то, что они слишком рано провозгласили «новое вечное Евангелие» [293] .
293
См. Карл Левит. Смысл в истории, с. 208.
Влияние идей Лессинга было значительным, и через сторонников Сен-Симона он оказал воздействие на Огюста Конта и его учение о трех состояниях. Его влияние испытали на себе также Фихте, Гегель, Шеллинг; согласно этим идеям, в третью эпоху произойдет обновление истории. Через этих мыслителей эсхатологический миф оказал влияние на некоторых русских писателей, в частности на Красинского, автора «Третьего царства духа» и Мережковского, автора «Христианства третьего Завета» [294] . Конечно, здесь мы имеем дело с полуфилософскими идеологиями и фантазиями, а не с эсхатологическим ожиданием царствования Святого Духа. Но во всех этих теориях и фантазиях более или менее явно просвечивает миф о всеобщем обновлении.
294
Карл Левит напоминает (там же, с. 210), что эта последняя работа оказала влияние на германо-русского автора «Третьего царства» Г. Меллера ван дер Брука. См. также работу Якоба Таубеса «Западноевропейские эсхатологии», Берн, 1947, сравнивающего философию истории Гегеля с философией истории Джоаккино да Фьоре.
Мифы Нового времени
Подчас мифологическое поведение оживает на наших глазах. Речь идет не о «пережитках» первобытного менталитета. Некоторые аспекты и функции мифологического мышления образуют важную составляющую часть самого человеческого существа. Мы уже говорили по другому случаю о некоторых «мифах современного мира» [295] . Это очень сложная и интересная проблема, мы не можем претендовать на изложение в пределах нескольких страниц содержания целой книги. Ограничимся очерком некоторых аспектов «современных мифологий».
295
См. М. Элиаде. Мифы, сны и таинства, с. 16—36.
Мы уже видели ту роль, которую в первобытных обществах играет реализованный самыми разными путями «возврат к истокам». В современных европейских обществах наблюдается до сих пор интерес к этому «возврату». Почти каждая инновация представлялась или воспринималась здесь как определенный вариант возвращения к Библии и ставила перед собой задачу оживить опыт раннего христианства, первых христианских общин. Для руководителей французской революции примерами были деятели Рима и Спарты. Вдохновители и исполнители первой решительной и победоносной революции, ознаменовавшей конец исторического цикла, считали себя хранителями древних добродетелей, воспетых Титом Ливием и Плутархом.
На заре времени «происхождение» приобрело почти магическое значение. Иметь хорошие «истоки» и иметь благородное происхождение было почти равнозначным. «Мы ведем нашу родословную от Рима», — с гордостью повторяли румынские интеллигенты XVIII и XIX веков. Родословная от латинян означала для них некую мистическую причастность к величию Рима. Венгерская интеллигенция оправдывала, обосновывала древность, благородство и историческую миссию мадьяр в мифе о Гуноре и Магоре и в героической саге об Арпаде. В начале XIX века гипноз «благородного происхождения» пробуждает во всей Центральной и Юго-Восточной Европе настоящую страсть к национальной истории, особенно к ее ранней стадии.
«Народ без истории (то есть без исторических документов и историографии) как бы не существует». Эти идеи получают распространение в историографии народов Центральной и Восточной Европы. Подобная страсть являлась, несомненно, следствием пробуждения национального чувства в этой части Европы и очень скоро превратилась в инструмент политической борьбы и пропаганды. Желание доказать «благородное происхождение» и «древность» своего народа распространилось на юго-востоке Европы до такой степени, что все историографии, за редким исключением, ограничивались национальной историей и в конце концов привели к самому настоящему культурному провинциализму.