Assassin's Creed. Единство
Шрифт:
Я взглянула на этих высокородных сплетниц глазами матери и увидела свой жизненный путь: от ребенка, играющего на траве, до придворной дамы. С предельной ясностью я поняла, что не хочу идти таким путем. Я не хотела быть похожей на тех матерей. Мне хотелось походить на мою маму. Найдя предлог, она покинула толпу сплетниц и стояла у воды, ясно показывая: она не такая, как все.
3
Я получила записку от мистера Уэзеролла. Он написал на своем родном английском языке, сообщая о желании навестить маму. В записке содержалась просьба: встретиться с ним
Это еще одна тайна, которую я вынуждена хранить. Иногда я чувствую себя одной из тех несчастных, что мы видим в Париже: согнувшихся под тяжестью чужих ожиданий.
А мне всего десять лет.
11 апреля 1778 г
1
В полночь я натянула халат, взяла свечу, крадучись спустилась в библиотеку и стала дожидаться мистера Уэзеролла.
Он проник в замок как призрак. Он двигался бесшумно, и собаки его не учуяли. В библиотеку он пробрался настолько тихо, что я едва услышала открывшуюся и тут же закрывшуюся дверь. Мистер Уэзеролл в несколько шагов пересек пространство библиотеки, стянул с головы ненавистный парик и сжал мои плечи.
– Говорят, она быстро угасает. – В его голосе я расслышала надежду на то, что это неправда.
– Так и есть, – подтвердила я, понурив голову.
Ночной гость закрыл глаза. Мистеру Уэзероллу было лет сорок пять – мои родители были всего на несколько лет моложе, – но прожитые годы наложили на его лицо свой отпечаток.
– Когда-то мы с мистером Уэзероллом были очень близки, – призналась однажды мама.
Мне показалось, что она покраснела.
2
Впервые я встретилась с мистером Уэзероллом пронзительно холодным февральским днем. Та зима была первой в цепи по-настоящему суровых зим. В Париже замерзла разлившаяся Сена. Бедняки умирали от холода прямо на улицах. А в Версале все обстояло совсем по-другому. Стараниями слуг ко времени нашего пробуждения по всему замку в очагах жарко пылал огонь. Одетые в теплые меха, мы ели обжигающе горячий завтрак. Утром и днем мы гуляли по саду, и меховые муфты надежно согревали наши руки.
В тот день ярко светило солнце, что не мешало холоду все так же пробирать до костей. Густой слой снега был покрыт сверкающей ледяной коркой, настолько твердой, что наш ирландский волкодав Царапка мог бежать по нему, не рискуя провалиться. Вначале пес сделал несколько осторожных шагов, а затем, почувствовав удачу, с радостным лаем рванулся вперед. Мы с мамой шли в направлении деревьев, обступавших южную лужайку.
Я держала маму за руку и в какой-то момент обернулась. Вдали, окаймленный снегами, перемигивался окнами наш замок. Вскоре мы ушли с освещенного пространства, и замок сразу исчез из виду, словно его заштриховали карандашом. Я обнаружила, что мы зашли дальше обычного, лишившись покровительства родных стен.
– Если увидишь в тени деревьев незнакомого господина, не пугайся, – наклонившись ко мне, тихо сказала мама. Услышанное заставило меня крепче сжать материнскую руку. Мама засмеялась. – Мы здесь не просто так.
Мне было тогда шесть лет. Я и понятия не имела, что встреча мужчины и женщины в подобных условиях может иметь «последствия». По моим представлениям, мама просто встретилась с каким-то господином. Я придала этому не больше значения, чем ее разговорам с нашим садовником Эмануэлем или кучером Жаном.
Среди деревьев было даже тише, чем на заснеженной лужайке. Нас окружал абсолютный покой. Мама повела меня по узкой тропке, уходящей вглубь леса.
– Мистер Уэзеролл любит поиграть, – пояснила мама. Ценя здешнюю тишину, она и сама говорила вполголоса. – Возможно, ему захочется преподнести сюрприз, и нам нужно быть готовыми к этому. Обрати внимание на окружающую местность. Она подскажет нам, чего ожидать. Видишь следы?
Вокруг лежал нетронутый снег.
– Нет, мама.
– Хорошо. Значит, в непосредственной близости от нас его нет. А как ты думаешь, где в таких условиях может спрятаться человек?
– За большим деревом?
– Верно. А если вон там?
Мама указала вверх. Я вытягивала шею, вглядываясь в сплетение заснеженных ветвей, сквозь которые прорывался неяркий солнечный свет.
– Всегда все подмечай, – улыбнулась мама. – Глаза тебе даны, чтобы видеть. Старайся никогда не склонять голову. Не показывай другим, куда направлено твое внимание. В жизни тебе встретятся противники, которые попытаются по выражению лица узнать о твоих намерениях. Заставляя их теряться в догадках, ты сохранишь свое преимущество.
– Мама, а может, этот господин спрятался высоко на дереве? – спросила я.
– Нет, – усмехнулась она. – В общем-то, я его уже увидела. А ты, Элиза, видишь его?
Мы остановились. Я пристально всматривалась в деревья, что высились перед нами.
– Нет, мама, – призналась я.
– Фредди, покажись! – крикнула мама.
В нескольких метрах от нас из-за дерева вышел седобородый человек, сорвал с головы треуголку и церемонно поклонился.
Версальские мужчины, как правило, смотрели свысока на всякого, кто не был похож на них. Мне думалось, что и улыбки у них были особые – «версальские улыбки»: нечто среднее между легким удивлением и скукой. С их губ постоянно была готова сорваться какая-нибудь остроумная колкость, что являлось отличительной чертой всех придворных.
Человек, вышедший из-за дерева, явно не принадлежал к числу версальских мужчин, о чем свидетельствовала хотя бы его борода. Он улыбался, но вовсе не «версальской улыбкой». Его улыбка была мягкой и в то же время серьезной. Судя по всему, этот человек думал, прежде чем что-то сказать, и не бросал слова на ветер.
– Фредди, ты отбрасываешь тень, – улыбнулась мама, когда он приблизился к нам и поцеловал протянутую ему руку.
Он поцеловал и мою руку, снова поклонившись.
– Тень? – переспросил он.
Голос у него звучал тепло, с некоторым рокотом; голос моряка или солдата, но не утонченного придворного.
– Черт побери, должно быть, теряю чутье.
– Надеюсь, Фредди, что ты ошибаешься, – засмеялась мама. – Элиза, познакомься с мистером Уэзероллом. Он англичанин. Мой коллега. А ты, Фредди, познакомься с моей дочерью Элизой.
Коллега? Что-то типа советника, может быть? Как папины «вороны»? Нет, на них он был совсем не похож. Хотя бы тем, что взгляд его не был суровым.
– Очарован, мадемуазель, – хрипло произнес мистер Уэзеролл.