Assassin's Creed. Тайный крестовый поход
Шрифт:
Внимание Альтаира привлекла одна фраза: «Мы должны предпринять необходимые усилия, дабы вернуть то, что было отнято у нас». Что бы это значило? Раздумывая над этой фразой, он продолжил сбор сведений. Оказывается, великий магистр госпитальеров позволял «безумцам» бродить по больнице. Это Альтаир тоже подслушал из разговоров. Он узнал, когда лучники, несшие караул на парапетах, покидают свои посты. Но самым важным было то, что де Наплуз совершал свои обходы один, без телохранителей. Зато в больницу допускали только монахов.
И только после того, как он узнал все это, Альтаир отправился к Джабалу за меткой Аль-Муалима.
12
Альтаир обошел здание, примыкавшее к крепости госпитальеров. Как он и ожидал, по парапету расхаживал лучник, неся караул. Альтаир принялся следить за ним. Караульный неспешно шел, время от времени поглядывая вниз, во двор. Но чувствовалось, ему интереснее разглядывать городские крыши. Альтаир взглянул на солнце. Судя по положению светила, вот-вот должна произойти смена караула. И действительно, караульный поспешил к лестнице, исчезнув с парапета. Альтаир мысленно улыбнулся.
Пару минут он выжидал. Убедившись, что смена караула не торопится, Альтаир перепрыгнул с крыши на парапет и, пригибаясь, двинулся вперед. Пройдя немного, он осторожно перегнулся через парапет, заглянув во двор. Вниз уходили отвесные стены, сложенные из унылого серого камня. Середину двора занимал колодец. Дворы домов в Акре обычно изобиловали зеленью, а их стены были прихотливо украшены. Этот же напоминал тюремный. Двор охраняли несколько солдат в черных плащах с белым крестом на груди. Были здесь и монахи. Рядом с ними бродили больные: босые и без рубашек. Наверное, их вывели погулять, хотя вряд ли это бесцельное хождение можно было назвать прогулкой. Бедняги тупо переставляли ноги. Альтаира поразили их пустые лица и остекленевшие глаза.
Альтаир нахмурился. То, что парапет сейчас не охранялся, ничего не меняло. Спрыгнуть во двор, оставаясь незамеченным, было невозможно. Он перебрался к стене, в которой располагался вход в крепость, и выглянул на улицу. На камнях, выбеленных солнцем, сидели, стояли и лежали больные жители Акры. Их родные умоляли караульных открыть двери, но те стояли, как изваяния. Были здесь и умалишенные. Они бродили взад-вперед, воздевая руки к небу и бормоча либо бессмыслицу, либо ругательства.
И тут (Альтаир улыбнулся про себя) ассасин заметил приближающуюся к крепости группу ученых. Они шли, совершенно не обращая внимания на стоны и крики больных, словно вокруг было пустое пространство. Воспользовавшись суматохой, Альтаир спустился вниз. Его никто не заметил. Пристроившись к ученым, он пошел, опустив голову и стараясь погромче шаркать ногами. Несколько раз он украдкой поглядывал на ученых мужей, проверяя, что они идут именно в больницу. Караульные молча расступились, пропустив ученых внутрь крепости.
Оказавшись во дворе, Альтаир поморщился. Если на улице пахло хлебом и лепешками, специями и благовонными маслами, здесь ему в нос ударило зловоние. Во дворе пахло страданиями и смертью, давно не мытыми человеческими телами и нечистотами. Откуда-то из-за закрытых дверей послышались пронзительные крики, сменившиеся негромкими стонами.
«Должно быть, в той стороне главное здание больницы», – подумал ассасин.
Его догадка подвтердилась, когда через считаные секунды внутренняя дверь вдруг распахнулась и оттуда во двор выскочил один из пациентов.
– Нет! Помогите! Помогите мне! – кричал он. Его лицо с выпученными глазами было перекошено страхом. – Умоляю, помогите! Вы должны мне помочь!
За ним следом выскочил караульный. Одно веко у караульного едва поднималось, словно ему когда-то перерезали мышцы в этом месте. Он быстро догнал и схватил кричащего безумца. Ему на подмогу выбежал второй караульный. Вдвоем они принялись избивать больного, пока тот не рухнул на колени.
Альтаир смотрел, стиснув зубы и сжав кулаки. Пока караульные избивали жертву, другие больные подошли поближе. Их лица не выражали ничего, кроме легкого любопытства. Люди стояли, покачиваясь из стороны в сторону.
– Смилуйтесь! – выл несчастный, на которого продолжали сыпаться удары. – Я молю о пощаде! Не бейте меня!
И вдруг безумец умолк. Распахнулась другая дверь, и во двор вошел не кто иной, как Гарнье де Наплуз.
Альтаир почему-то представлял его выше ростом. Любитель опытов на живых людях был безбородым, с коротко стриженными седыми волосами и впалыми глазами. Особенно поражал жестокий рот с губами, опущенными книзу. Все это придавало ему сходство с трупом. На обоих рукавах его сутаны был нашит белый крест. На шее висело распятие. Но какому богу ни поклонялся бы де Наплуз, тот давно его покинул. Альтаир это видел. Передник госпитальера был грязный, весь в пятнах крови.
Де Наплуз мрачно взглянул на затравленного безумца. Караульные держали больного за руки. Ленивое Веко замахнулся, готовясь нанести жертве новый удар.
– Довольно, дитя мое, – распорядился де Наплуз. – Я просил вас увести больного со двора, а не убивать его.
Ленивое Веко неохотно опустил руку. Де Наплуз подошел ближе. При виде его безумец застонал и задергался, словно загнанный зверь.
Де Наплуз расплылся в улыбке.
– Ну что ты, дружок, – почти ласково произнес он, обращаясь к безумцу. – Все будет хорошо. Дай мне свою руку.
Больной замотал головой:
– Нет! Нет! Не прикасайся ко мне! Не трогай меня!
Де Наплуз наморщил лоб, будто эти слова его слегка задели.
– Прогони страх, иначе я не смогу тебе помочь, – ровным тоном произнес он.
– Помочь мне? Так, как ты помогал другим? Ты забрал у них душу. Но мою ты не заберешь. Нет. Ты ни за что ее не получишь. Никогда, никогда, никогда… Только не мою, только не мою, только не мою…
Увещевания кончились. Де Наплуз ударил безумца по лицу.
– Возьми себя в руки! – прорычал госпитальер. Его глаза сердито вспыхнули. Безумец уронил голову на грудь. – Думаешь, мне это доставляет удовольствие? Думаешь, мне хочется делать тебе больно? Но ты не оставляешь мне выбора…
Безумец вдруг вырвался из рук караульных и попытался смешаться с толпой зрителей.
– Он говорит добрые слова и тут же лупит вас! – кричал несчастный, пробираясь мимо Альтаира в попытке убежать от караульных. – Все это – вранье и обман. Он не успокоится, пока не заставит всех кланяться себе.