Астроном

Шехтер Яков

На Моти я не обижался. Подобно ему, в каждой новой встрече я пытаюсь выстроить разные отношения. С Моти мне было приятно валять дурака, предоставив своему напарнику роль доморощенного философа-всезнайки. Разница между нами состояла в том, что артистическая натура Моти заставляла его менять маски со скоростью престидижитатора, в зависимости от того, куда понесет его минутный интерес, я же старался придерживаться одного стиля до полного завершения ситуации. Наблюдать, как мотает Моти кривая перевоплощений, было одним из невинных развлечений моей резервистской службы. Когда Моти слишком

увлекался, я, подыгрывая, возвращал его к ипостаси философа, потому, что в ней он был наиболее забавен. Кому-то такая манипуляция может показаться не слишком порядочной, но вред от нее был нулевым, ведь Моти все равно нацеплял бы на себя ту или иную маску. Так почему же не развлечься?

В синагогах Усыпальницы одновременно молилось несколько групп. Все они начинали и заканчивали примерно в один и то же час. Но были и такие, что молились, когда придется. Как правило, их составляли туристические группы, ведь для туристов молитва у гробницы патриархов редкое и волнующее событие. Постоянные жители Хеврона и Кирьят-Арбы приходили в свое, годами не изменяющееся время. Но все-таки, случались исключения.

Пока Моти любовно перетирал части винтовки, к нам подошел поселенец. Ошибиться было невозможно, на это прямо и однозначно указывал его вид. Лохматая борода, большая вязаная кипа, белая рубашка навыпуск, оттопыренная сбоку в районе пояса, там, где висит кобура с револьвером, потертые джинсы, и сандалии на босу ногу. Лет ему было под шестьдесят, борода обильно проросла серебром, но загорелое лицо, с тонкими лучиками морщин возле глаз, сохранило живость и энергию молодости.

– Ребята, – он говорил по-русски, с едва уловимым московским акцентом, – десятого не хватает. Я вижу, вы с кипами на головах, а нам в группе как раз одного не хватает.

– Нельзя, – развел руками Моти. – Служба. Я бы с радостью, но, сами понимаете.

– А если ты в туалет на десять минут отлучишься? – продолжил бородач, – начальство накажет?

– За туалет не накажет, – ответил Моти. – Хождение в туалет есть оговоренное уставом право каждого бойца.

– Смотри, какой абсурд, – сказал бородач. – На армейской шкале ценностей благодарность Всевышнему располагается ниже, чем мочеиспускание. Тебе, религиозному человеку, это не кажется диким?

– Послушай, брат, – включил Моти отработанную версию. – Я ведь только резервист. Что прикажут, то и делаю. Если ты хочешь протестовать, иди к моему начальству.

– Знаешь, кто так рассуждал? – спросил бородач.

– Кто?

– Неужели не помнишь? Они тоже говорили – я только выполнял приказ.

Моти поперхнулся.

– Ну, ты даешь, брат! Сравнил, однако. Где лес, а где медведи?!

– Я сравниваю не ситуацию, а человеческие качества. Каждого человека Всевышний ставит перед определенным испытанием. У кого оно большое, у кого маленькое. И надо благодарить Б-га, что наши испытания столь незначительны.

– В последнее время, – меланхолически заметил Моти, – все пытаются со мной завести разговор о моральных качествах. С чего бы?

– Видимо пришло время подумать на эту тему, – ответил бородач. – Всевышний ежедневно посылает нам знаки. Умный прислушивается, а не очень умный продолжает стучать лбом о стенку,

пока кровь не закапает.

– Убедил, – сказал Моти. – Но не больше, чем десять минут. А ты, – он посмотрел на меня, – если ротный появится, скажешь, что от стряпни нашего повара я из туалета не вылезаю. Пусть проверяет.

Он вернулся через двадцать пять минут. Маска поселенца плотно сидела на его лице.

– Нам ведь с тобой полагается отпуск? – спросил он, еще не успев остановиться.

– Ты бы лучше просил, не появлялся ли ротный, – сказал я.

– Ротный не появлялся?

– Пока нет.

– Так вот, насчет отпуска. Моше приглашает нас провести субботу у него, в Бейт-Адасса.

– Кто такой Моше.

– Как это, кто? – удивился Моти. Можно было подумать, что речь идет о пророке Моше.

– Я не обязан знать всех твоих знакомых по имени Моше.

– Мы же с ним разговаривали десять минут назад.

– Не десять, а полчаса, – сказал я. – И благодари Всевышнего, что ротный тебя не застукал. А субботу я предпочитаю проводить вместе с семьей.

– Хозяин-барин, – согласился Моти. – Куда хочешь, туда и кати. Но я уже принял приглашения, и за тебя тоже.

– Тебе не кажется, что в последнее время ты стал слишком часто выступать от моего имени. Какие книги писать, с кем субботу проводить.

– Извини, – Моти сник.

– И вообще, все это не более, чем прекрасные прожекты. Судя по отношениям с ротным, он никуда нас не отпустит.

– Права не имеет! – встрепенулся Моти. – Нам положен минимум один выходной. Пусть дает!

– Посмотрим, – сказал я.

После полудня в усыпальницу заглянул ротный. Он совершал свой обычный обход постов и вовсе не собирался задерживаться возле нас, но Моти, многозначительно кашлянув, перегородил ему дорогу.

– В чем дело? – устало спросил ротный.

– Сегодня четверг, – сказал Моти. – Завтра пятница. Мы хотим отпуск.

– Я тоже хочу, – сказал ротный.

– Мы уже две недели без отпуска, – настаивал Моти. – Скоро служба закончится.

– Еще не скоро.

– Так все-таки….

– Нет проблем, – ротный улыбнулся. – Таким бравым воякам действительно полагается отдых. Итак, вы убываете в отпуск завтра, в три часа дня, а возвращаетесь в воскресенье, к семи утра.

Он улыбнулся улыбкой Люцифера.

– Командир! – возразил Моти. – Последний автобус перед субботой уходит из Иерусалима около четырех. За час домчаться туда из Хеврона практически невозможно. Брать такси из Иерусалима до Тель-Авива или в Реховот стоит безумные деньги. И обратно, к семи утра, никак не успеть, первый автобус на Иерусалим выходит не раньше шести.

– Это ваши проблемы, – снова улыбнулся ротный. – По мне, хоть

вертолетом добирайтесь, но чтобы в семь я видел вас на этом самом месте.

Он указал пальцем на плиту под ногами Моти, отодвинул его в сторону и ушел.

– Здоровый лось, – сказал Моти, потирая плечо. – Смел меня, как пушинку.

– Не лось, а гад, – возразил я.

– Гад, размером с лося, – подытожил Моти. – Так что делать будем?

Делать, действительно, было нечего. В таких условиях уезжать домой не имело смысла, и ротный это прекрасно понимал.