Астроном
Шрифт:
– Как увидишь Моше, – сказал я, – передай, что мы с благодарностью принимаем его приглашение.
На следующий день, ровно в три часа дня, мы покинули территорию части и бодрым шагом направились к автобусной остановке. Остановка находилась неподалеку от усыпальницы, и рядом с ней постоянно дежурил наряд из ребят соседнего взвода.
– В отпуск собрались? – завистливо спросил один из них.
– Угу, – кивнул Моти.
– Автобус на Иерусалим ушел пять минут назад. А попутки вряд-ли дождетесь, в это время все уже по домам сидят.
– Б-г поможет, – философски ответил Моти. – Максимум доберемся пешком.
– Пешком?! –
– Пешком, – невозмутимо подтвердил Моти.
Пройдя остановку, мы миновали пустой рынок – у арабов по пятницам, как у нас по субботам, все закрыто – прошли мимо нашего бывшего блокпоста, поднялись по забирающей вверх улице, и спустя пять минут оказались перед Бейт-Адасса. Большое здание располагалось ниже улицы, так, что его крыша приходилась почти на уровне глаз пешеходов. Мостик, ведущий к входу, закрывал блокпост с двумя часовыми.
– Вы куда собрались, парни?
Темные очки скрывали выражение глаз часового. На плохо выбритом лице белели полоски плохо впитавшегося крема против загара.
– В гости, – сказал Моти.
– А служба?
– А мы в отпуску.
– Сюда в отпуск? – не поверил часовой.
– А то куда же, – сказал Моти. – Ты охраняй наш сон получше, и чтоб за всю субботу ни одного камня по окнам, понял?
– Сумасшедшие, – сказал часовой и отдвинулся, освобождая проход.
Мы протопали по мостику, и вошли в здание.
– Моше сказал – первая квартира налево. Но где тут лево? Я вижу только прямо и направо.
Длинный прохладный коридор, пронизывающий здание, заканчивался небольшим двориком. Там плескалось оранжевое, безумное солнце. В желтых стенах коридора с правой стороны виднелись две двери, левая же была глухой. Стены недавно красили, на плинтусе из плиток коричневого мрамора, еще не успела набраться пыль.
– Давай спросим у соседей, – предложил я.
Мы постучались в первую дверь. Один раз, другой. После третьего дверь распахнулась. На пороге стоял десятилетний мальчишка. Сдвинутая набок кипа, длинные пейсы до ключиц, оранжевая футболка, побелевшие от стирок шорты из джинсовой ткани и кожаные сандалии на босу ногу. Я узнал его сразу: это был велосипедист, бесстрашно катавшийся по арабскому рынку.
– Здравствуй. Мы ищем Моше.
– Здравствуйте. А какого? Тут их четыре.
– Того, кто говорит по– русски.
– А-а-а, – понимающе протянул мальчишка. – Тогда вернитесь на мостик, посередине есть отход направо, спуститесь вниз и попадете прямо к Моше.
Точно, от середины мостика сбегала вниз крутая лестница. Ступени и перила были аккуратно выкрашены в черный цвет, рифленое железо под ногами не давало скользить подошвам. В такой же черный цвет была выкрашена дверь, в которую мы уперлись, дойдя до конца лестницы.
– Моше? – женщину, отворившую дверь я видел несколько раз в усыпальнице. Выглядела она типичной религиозной поселенкой: цветной, небрежно повязанный платок на голове, свободная блузка, юбка до самой земли.
– Вы наши субботние гости! Заходите, заходите!
В квартире работал кондиционер, и волна холодного воздуха накрыла нас с головой.
– Меня зовут Мирьям.
Выглядела она куда моложе Моше, а чертами лица походила на уроженку йеменской общины. Ее иврит звучал абсолютно натурально, видимо, для нее он был родным языком. Узкие, длинные пальцы, унизанные
Мы представились.
– Очень, очень приятно. Моему мужу редко выпадает разговаривать по-русски, – она смущенно улыбнулась. – Я, правда, перед свадьбой обещала ему выучить ваш язык, но сами знаете, чего стоят предсвадебные обещания.
Мирьям звонко рассмеялась. Мы заулыбались.
– Моше у себя в комнате, я провожу.
Квартира впечатляла – высокие, шестиметровые своды, толстенные стены, блестящий пол из полированного мрамора. Судя по всему, субботняя уборка недавно закончилась, на глубоких подоконниках еще блестели капельки воды. Комната Моше была уставлена стеллажами от пола до самого потолка. Возле огромного стола, заваленного бумагами, стояла высоченная стремянка, как видно на ней хозяин добирался до верхних полок. Моше сидел в кресле, спиной к двери, рассматривая под увеличительным стеклом черепок терракотового цвета.
– Вы только взгляните, – воскликнул он, протягивая нам черепок. – Сегодня утром я проходил мимо арабского кладбища, и на куче свежей земли увидел что-то подозрительное. Судя по всему – это часть сосуда с именем владельца. Остались только три буквы, но понять можно, владельца звали, скорее всего, Иоханан. Написано шомронским шрифтом, значит, черепку минимум полторы тысячи лет.
Глава четвертая
СУББОТА В ХЕВРОНЕ
Так началась суббота у Моше. С тех пор прошло несколько лет, подробности сгладились, оплыли, словно воск свечи. В памяти остались только бесконечные разговоры за столом. Наверное, мы просидели возле него большую часть субботы. Моше действительно соскучился по русскоязычным собеседникам; самые разнообразные истории лились из него, точно масло из сосудов Элиши. Все они рассказывали о Хевроне и пещере праотцев. Одну из них я запомнил целиком.
В 1643 году султан Оттоманской империи посетил Хеврон и в пятницу пришёл вместе с другими мусульманами на молитву в Пещеру Праотцев. В зале Исаака он заметил отверстие в полу возле стены. Это устье колодца, через который можно попасть в пещеру, где захоронены Праотцы. Наклонился султан над отверстием и вдруг дорогой, отделанный бриллиантами меч, выпал из ножен и упал вниз. Визирь заглянул в колодец и в ужасе отшатнулся: густая, зловещая темнота заполняла его до самой горловины.
По приказу султана одного из янычар спустили внутрь. Тотчас раздался страшный крик, янычара быстро вытащили и, – о, ужас! – он был мертв! Спустили другого янычара и тоже подняли наверх бездыханным. Разозлился султан и в бешенстве воскликнул:
– Во всем виноваты евреи! Если в течение трёх дней они не достанут мой меч из пещеры, я вырежу еврейское население Хеврона.
Стали решать руководители общины кому спускаться за мечом, бросили жребий и выпал он на старейшего в Хевроне праведника, рабби Авраама Азулая. Тут же совершил он омовение в микве и надел белый саван, в который обычно заворачивают умерших. Просидев всю ночь со своими учениками, поутру отправился он в Усыпальницу. Спустившись в отверстие, рабби Азулай сразу обнаружил упавший меч, привязал его к веревке и крикнул, чтобы вытащили находку. Потом сказал сам себе: