Атака седьмого авианосца
Шрифт:
Он взялся за рукоять пулемета, попробовал двинуть стволом и застонал — сотни раскаленных игл вонзились ему в живот и грудь. От холода боль усиливалась, тело деревенело, мышцы то и дело сводило судорогой. «Во мне, пожалуй, сидит несколько железок», — подумал он и, кривясь от боли, попытался пошевелиться. Нет, он обездвижен. Эта мысль привела его в бешенство: поражение было немыслимо, недопустимо, невозможно. Если опять появятся «Мессершмитты», он будет драться, он не даст прикончить себя, как барана… Глядя, как близко летит, обещая защиту, белый истребитель, он вздохнул с облегчением: рядом — Йоси, лучший летчик на свете, и от сознания этого к нему вернулись бодрость и уверенность, он сумел даже
В какой жуткий шторм они попали!.. Он до сих пор весь исхлестан дождевыми струями и вымок до нитки. Когда они влетели в грозовую тучу, ему показалось, будто самолет попал в пасть рассвирепевшего зверя: мощный поток восходящего воздуха подкинул машину кверху, завертел, швыряя из стороны в сторону, закрутил ее, как бабочку, и от дикой болтанки Брента чуть не стошнило. Вокруг все было сплошь затянуто черно-серой пеленой, и понять, где они находятся, было невозможно: нельзя было даже определить, несясь в этой безумной карусели, где верх, а где низ. Головокружительный вихрь нарушил даже закон всемирного тяготения. И дождь не капал, не лил, а низвергался в кабину толстыми струями: Брент чувствовал себя как человек, оказавшийся в реке у подножия прорванной плотины.
Зрение и слух его были поражены одновременно ослепительными вспышками молний и тяжкими, как залпы артиллерии главного калибра, ударами грома, мучительно бившими по барабанным перепонкам. Брент мысленно попрощался с жизнью: ему казалось, что он уже умер и входит в ворота ада. Ни один даже самый гениальный пилот на свете не сумел бы удержать машину в этих вихрях, кидавших ее то вниз, то вверх, под крупным, как булыжник, градом, колотившим по плоскостям крыльев и фюзеляжа. Но ураган вместо того, чтобы погубить, спас их: подкинул вверх, швырнул вниз, перевернул, выпрямил — и вдруг выбросил из тучи прямо в чистое синее небо. Брент с изумлением увидел, что им не оторвало крылья и что линия горизонта стоит вертикально. Но Такии совладал с управлением, горизонт сместился туда, где ему надлежало быть, и вот тогда Брент понял, что шторм полностью лишил его ориентации в пространстве.
Возблагодарив богов, они повернули на север, курсом на Тиниан. Здесь их и нашел Йоси Мацухара.
В наушниках, прерывая его мысли, заскрипел голос командира:
— Брент-сан, ты ранен?
Брент развернулся на сиденье, попытался вглядеться вверх и вдаль, несмотря на то что шея не ворочалась вовсе и каждое движение причиняло мучительную боль. Но еще хуже боли было то, что перед глазами все расплывалось и он никак не мог сфокусировать зрачки. Он устремил взгляд на большую грозовую тучу, окруженную по краям сияющим ореолом, широко раскрыл глаза, потом чуть сощурился. Ничего не помогало — изображение было нечетким, словно чуть растушеванным, как будто шли съемки стареющей голливудской красавицы и оператор выбрал щадящую, мягкорисующую оптику.
— Ранен, командир, — честно ответил он в переговорное устройство. — Грудь зацепило, и крови потерял порядочно. — Он стиснул челюсти и выдавил из себя неприятное признание: — Ослабел я чего-то… Короче говоря, для боя — не в самой блестящей форме.
— Боезапас?
Вопрос был более чем уместен — Бренту в этот день пришлось много стрелять. Он взглянул на пулеметную ленту, уходившую в паз палубы и ответил:
— Полагаю, патронов около сотни.
— Штурман ушел от нас, — глухо произнес Такии.
— Да. Но он умер с честью, и карма его сильна.
Такии поднял глаза к небу:
— Жизнь и смерть — частицы одного целого. На сороковой день он возродится и взлетит на самолете — не чета нашему. — Старик оглядел покалеченную плоскость. — А если крыло не выдержит, мы с тобой скоро последуем за ним.
— Если уж оно не оторвалось во время этой чудовищной
— Богиня Аматэрасу поддерживала его, — со вздохом сказал Такии.
— Да и сделан наш «Накадзима» был на совесть.
Брент оглядывал пробоины в крыле, сквозь которые было видно, как ходят тяги элеронов, когда Такии дает педаль. Машина и в самом деле потрясающая. Он посмотрел вниз: Марианские острова скрылись из виду, а о недавнем буйстве шторма напоминал только темный гриб тучи на горизонте. Отсюда, с высоты тысячи футов, Марианская впадина глубиной пять тысяч морских саженей отсвечивала темно-красным, а по поверхности, словно по глади тихого пруда, бежала легкая рябь — это докатывались сюда затухающие волны бушевавшего на юге шторма.
— Командир, а мы найдем путь на «Йонагу»?
Такии усмехнулся:
— А почему же нет, Брент-сан? Компас исправен, таблицы при мне, и опыт кое-какой имеется.
— А если авианосец изменит курс и скорость?
— Тогда будем уповать на радио подполковника Мацухары, — старик ткнул себе за плечо большим пальцем, показав на «Зеро», гудевший у них за кормой.
Больше часа оба самолета двигались в пустом небе. Брент, насколько это было возможно, осмотрел свои раны. Пули, которые иссекли его бушлат и комбинезон, открыли доступ струям ледяного воздуха: сосуды сжались и кровотечение остановилось. Но шея и плечи не просто ныли, а были сведены жестокой судорогой. Он потряс головой, одолевая накатывающуюся волнами дурноту, повертелся вместе с креслом, поднял очки на лоб и стал вглядываться в небо. Но очки показались ему такими тяжелыми, точно отлиты были из чугуна, а зрачки упорно отказывались фокусироваться.
— Наше место — двадцать три градуса широты, сто пятьдесят восемь градусов долготы. Пересекли тропик Рака. Скоро прямо по носу увидим «Йонагу».
— Хорошо.
— Хорошо и плохо, Брент-сан.
— Чем же плохо?
— Северо-восточный ветер будет бить нам в морду, а горючее у нас на исходе.
— Все одно к одному, — беспечно рассмеялся Брент так, что слюна потекла у него по подбородку: полуистерическое веселье внезапно обуяло его.
Он снова помотал головой, сильно потер пальцами лоб, поерзал в кресле. Он чувствовал, как сознание потихоньку оставляет его, как он плавно сползает в беспамятство, — и до боли стиснул зубы, напряг шею. Чернота перед глазами немного рассеялась, отошла в сторону. Однако он знал: это ненадолго — никаких сил не хватит все время встряхивать гаснущее сознание. Слишком много крови он потерял: липкая засохшая кора покрывала его бедра и ягодицы, сгустки ее похрустывали, стягивая кожу при каждом движении.
— Вижу корабли! Наши корабли на три-четыре-ноль! — закричал Такии.
Его голос вырвал Брента из сонной одури. Позабыв про свои раны, про изнеможение, он посмотрел вперед поверх левого крыла. Там, где небо и море сходились, образуя извилистую серо-синюю линию, посверкивали два белых пятнышка. Он схватился за бинокль, прижал его к глазам и увидел сначала один, а потом другой миноносец класса «Флетчер». Они несли дальнее охранение, прикрывая с носа и кормы все еще невидимую громадину «Йонаги». Он тоже где-то здесь. Должен быть здесь. «Господи, — взмолился он, — сделай так, чтобы он был здесь!» С ликованием Брент увидел на корме обоих миноносцев японские флаги. Но где же воздушные патрули? Если «Йонага» поблизости, его воздушное пространство должны охранять «Зеро»… Они заметят искалеченный бомбардировщик. Забыв про боль, он вертел головой и вот наконец заметил три посверкивающие на блеклой голубизне неба искорки, которые с изяществом и согласованностью балерин Большого театра двинулись в его сторону — вниз. Брент вскочил, радостно вскрикнул, взметнул в воздух сжатый кулак, и сейчас же ноги у него подкосились.