Атакует морская пехота

Кайда Владимир Никитович

Володя — одессит, чувство юмора никогда не покидало его. В конце дня он так рассказывал об этом эпизоде:

— В первую очередь я беспокоился об особо важных органах — голове и сердце. Я накренился на левый борт и упрятал их в воронку. А остальное, что поделаешь,— пусть полосует, если господу богу так угодно. Но, слава аллаху, на этот раз пронесло, только за воротник как будто кто лопатой земли насыпал. Поднимаю голову, мотаю ею, отряхиваю пыль. В ушах — колокольный звон. Вижу, на железнодорожных путях стоит вагон, и прямо против меня. Вот это, думаю, обслуживание — с катера и прямо в вагон. Но на фоне осветительных и сигнальных ракет, разрывов гранат, пальбы орудий и минометов и еще всякой ненужной иллюминации, устроенной по ту сторону насыпи, из-за колеса вагона

вдруг осторожно появилась фашистская каска. Я, как бывало на учениях, не целясь, даю короткую автоматную очередь. После вспышек выстрелов ночь стала как будто темнее. До боли в глазах всматривался вперед, но так ничего и не увидел. И вы думаете, я попал в каску? Нет — промазал! Все-таки разглядел я этот котелок по другую сторону колеса. Опять жму на спусковой крючок не целясь. Куда уж тут целиться, когда ни мушки, ни прицельной планки автомата не видно. Опять ничего не вижу, наверное, и на этот раз промахнулся.Эх, думаю, мазила, случись такое на учениях — матросской подначки не миновать. Хорошо, что никто не видит, как я мажу. И вдруг опять вижу — каска маячит, но уже из-за другого колеса.Ага, думаю, голубчик,ты решил маневрировать. Так получай сразу трипорции. Нажал на спусковой крючок. Теперь, товарищСморжевский, ждигостинецот фрицев ввиде гранаты. Поднялся, чтобы сменить позицию, бросилсякколесу вагона, залег. Всматриваюсь,прислушиваюсь — все тихо. Немножкоотдохнул, переполз через рельсы, забрался под вагон и вижу: за одним колесом лежат две каски и за другим одна. Такая вот ситуация...

Старшина первой статьи Олег Любченко с четырьмя матросами проник в тыл немецкой обороны. Стремительной атакой они овладели вражеским орудием. Истребив до трех десятков гитлеровцев, моряки развернули его и открыли огонь по фашистам. Пригодилось ребятам знание вражеского оружия.

Вспоминаю Ивана Макаренко. В сентябре 1942года в Кабардинском флотском полуэкипаже формировались подразделения первого боевого участка Новороссийской военно-морской базы. Кок Иван Прохоров разливал перловый суп по котелкам, подходившим по очереди краснофлотцам, а его два помощника Цыба и Цымбал раздавали хлеб — одна буханка на десять человек. Котелков не хватало, и поэтому краснофлотцы одалживали друг у другактокотелок,кто ложку.

К нам подошел незнакомый смуглый моряк ишутливым тоном сказал:

— Хорошо солдату, его личное оружие — ложка — всегда с ним,за голенищем носит, а иуда матрос спрячетложку — в клеш не засунешь.Вот и ходи голодный...

В это время над Кабардинкой пронеслись фашистские самолеты, сбросили серию бомб.Очередь от котла как вихрем сдуло — все попадалина землю.

Прохоров прислонился к толстому стволу дерева, под огромной кроной которого стояла походная кухня, и держал в руке черпак, как бы закрываясь им. Потом он шутил: «Это я замаскировался,чтобы фрицы меня не опознали».Самолеты улетели, очередь снова стала у котла. Смугляк, завидовавший солдату, теперь стоял в очереди впереди Ивана Кавуна, моего земляка.Заметив, что матрос влез без очереди, он сказал:

— А ты куды, цыганча, без очереди?

— А ты что, с голоду умрешь, если на минуту позже с обедом расправишься? — возразил тот.

—Та ладно, братцы, нэхай ужэ стоить, тилькы прызнайся — тэбэ нэ румыны сюды пидислалы, щось пидозримо ты дужэ смуглявый, — шутливо сказал матрос Николаи Голый.

— Нет, не румыны. Я Иван Андреевич Макаренко, пулеметчик с крейсера «Червона Украина», родом из Волновахи, что в Донбассе, а смуглость унаследовал от отца, он любил загорать.

Раздался хохот. Краснофлотцам понравилась шутка Макаренко. За ним так и утвердилась кличка — Цыганок.

По распоряжению майора КуниковаБотылев приказал занимать оборону. ИванМакаренкосостанковым пулеметом «максим»примостился водворе небольшого домика, расположенного вблизишколы.

На рассвете фашисты пошли в наступление, еще не зная расположения нашего переднего края, они двигались плотными цепями, во весь рост, прижав к животам автоматы. Не выдавая себя и, не нарушая маскировки, десантники, выбрав удобный момент,встретили неприятельскиецепи дружным пулеметно-автоматным

огнем. «Максим» Макаренко не умолкал.Длинными пулеметнымиочередями он косил гитлеровцев. Оставив десятки убитых, они стали откатываться назад.

Ваня Макаренко выкатил свой пулемет на тротуар, откуда был больший сектор обстрела, и продолжал стрелять по отступающему противнику. Иван Кавун, увидев его на открытой позиции, крикнул:

— Ты куды, цыганча, вылез? Там повара с чумичкой нет...

— Не мешай, Иван, — отозвался Макаренко,— не до кока сейчас.

Отважно бил врага из своего исторического пулемета, взятого майором Куниковым под расписку в Ростовском историко-краеведческом музее, краснофлотец Павел Потеря. После высадки на территории рыбозавода Куников приказал Потере занять огневую позицию на правом фланге отряда, у самой кромки берега, где вероятнее всего гитлеровцы попытаются отрезать отряд от береговой черты, лишив его тем самым возможности получать подкрепление с моря.

Пулемет Потери захлебывался от огня, отбивая одну вражескую атаку за другой, и смолк лишь тогда, когда фашистский снаряд разорвался рядом с пулеметчиком.

Участник героической обороны Севастополя старшина второй статьи Николай Романов вел свое отделение в атаку. В стремительном броске моряки окружили вражескую батарею, забросали гранатами и уничтожили автоматным огнем ее прислугу. Развернув орудия в сторону врага, открыли огонь. До двухсот снарядов выпустили по фашистам отважные десантники. В этом бою особенно отличились краснофлотцы Костенко, Голанов, Морган, Битадзе.

Воспользовавшись темнотой, Романов, Костенко и Голанов подползли к вражескому дзоту и взорвали его вместе с находившимися там гитлеровцами.

На подавление другой огневой точки пошли десантники Коваль, Красюк и Панюшенко. Смельчаков заметили и открыли по ним огонь. Коваль был ранен, но, превозмогая острую боль, поднялся во весь рост и бросил гранату в амбразуру дзота. Ценой своей жизни отважный моряк обеспечил успех всего подразделения.

Защитник Одессы и Севастополя, участник Феодосийского десанта и боев в Крыму сержант Кирилл Дибров вел свое отделение автоматчиков по сильно простреливаемому участку. На их пути оказался сильно укрепленный узел сопротивления гитлеровцев. Хладнокровный и рассудительный Дибров принял решение отказаться от лобовой атаки. Оставив нескольких бойцов для отвлечения внимания противника, он разделил отделение на две группы и атаковал вражеский узел сопротивления с двух сторон. Забрасывая его гранатами и поливая автоматным огнем, десантники подавили сопротивление гитлеровцев и смогли продолжать наступление.

Плацдарм, захваченный нами у противника, был небольшим — всего два километра вдоль берега от Суджукской косы до рыбозавода и один вглубь — до окраины поселка Станичка. Нужно отметить, что этот клочок земли, освобожденный десантниками, был очень в невыгодном положении — с одной стороны море, с трех других — многочисленные линии вражеских укреплений. Здесь на каждом километре противник имел 60 пулеметов, 20 минометов, 25 орудий. На этом рубеже проходило пять линий траншей, семь рядов колючей проволоки. Поля противопехотных и противотанковых минных заграждений находились под прицельным огнем многочисленных дотов и дзотов. И вот, помимо всего этого, противник бросил против нас дивизию с танками, минометами, артиллерией. Огонь вражеских батарей не давал возможности поднять головы, фашистские бомбардировщики кружились над нами днем и ночью. От грохота непрерывно рвавшихся бомб и снарядов гудело в голове.

Почти сорок лет прошло с тех дней, а когда вспоминаешь те бои, то мороз по коже проходит, и невольно думаешь, как же мы выстояли?

А тогда? Тогда некогда было ни думать, ни удивляться. Каждый куниковец побывал в этом аду. Нужно было увернуться от падающей бомбы, укрыться от мины и снаряда, поразить, наверняка поразить, уничтожить лавиной наступавшие вражеские цепи. Мы несли большие потери, но позиций своих не сдавали, никто не отступил ни на шаг.

У каждого окопа, в каждой траншее, во дворе или домике то и дело вспыхивали жаркие схватки.