Атакует морская пехота
Шрифт:
Кто бывал в рукопашных схватках, тот знает, что порой в эти минуты нельзя даже осмыслить, что происходит. В ход шли штыки, приклады, кинжалы, кулаки и даже зубы.
Комбат видел, что почти весь батальон погиб в неравном бою, и бросил в решающий момент весьсвой резерв — 50 моряков. С криком «Полундра!» ринулись они на остервеневшего врага. И этот удар решил исход боя. Гитлеровцы откатились назад. Преследовать противника не стали, не хватило сил для этого, а занялись укреплением обороны.
...Мне, Лысову и Максимовуприказали обследовать домик, стоявший на отшибе.
Дверь
Толя Лысов встал у двери, а Иван Максимов обошел дом вокруг и затаился под окном со стороны палисадника.
Я вошел в коридор, прислушался. Тихо... Шагнул в переднюю комнату.Пусто.Осмотрел зал. Там тоже никого не оказалось.
— Нэма ни души, — вслух сказал я и уже без опаски шагнул в спальню.
Но не успел сделать и двух шагов, как цепкиепальцы обхватили мою шею, сжали горло, кто-тосхватил за плечи,а над самым ухом раздалсягромкий шепот:«Рус сдафайс, будет карашо!».«Вот влип так влип,— пронеслось в голове.—Как ребятам дать сигнал?»
К моим губам плотно прижат кляп. Стоит намгновение разжать челюсти, как кляп окажется во рту, и тогда не закричишь. Мускулы сжались,напряглись до предела. Рвануть, разбросать в стороны фашистов — это я могу. Но тут же подумал:если побегу через комнату и коридор, гитлеровцыуспеют вслед пустить очередь из автоматов. А этоверная смерть. Я сообразил, что им нужен пленный. Единственное мое спасение дать сигнал Лысову и Максимову, которые сразу же поймут, в чем дело,и предпримут меры. Боевой опыт подсказал решение. Я бросился под ноги гитлеровцам, увлекая их за собой, успев при этом крикнуть: «Здесь фрицы!» Оказавшийся на мне гитлеровец вцепился мне в горло и стал душить.
Падая, я выхватил из-за пояса нож. Удар пришелся в грудь фашиста, он обмяк, разжал пальцы. Это произошло в считанные секунды. Не успел я сбросить с себя гитлеровца, как другой солдат навалился на меня, третий схватил за ногу, резко повернул ее. От острой боли я вскрикнул, рванулся, но подняться не мог.
Навалившегося фрица полоснул финкой. Горячая, липкая кровь брызнула мне в лицо. В комнату вбежал Толя Лысов.
— Что с тобой, Вова? — крикнул он. Увидев гитлеровца, схватившегося за мою ногу. Толя огрел его прикладом автомата.
Солдат свалился на пол. Подоспевший Ваня Максимов связал ему руки, а Толя стащил с меня другого фашиста.
— Здоровыебылибугаи,— заметил Лысов.
— Бачили, язык им понадобился, — проворчал я.
Оглушенный гитлеровец пришел в себя. Лысовподнял его за шиворот, сильно тряхнул и поставил на ноги.
— Ну что, прифинтилить ему, чтоб дух с него вышел? — спросил он.
—Не надо, поведем к командиру,— сказал я и шагнул вперед.
Острая боль пронзила все тело. Левая нога поворачивала в ту сторону, куда крутил ее немец. Ощупав ее, я пошутил:
— Одна ходи туда, другая сюда. А ну, братцы, vпопробуйте крутнуть ее в другую сторону, может,
станет на место,— попросил я товарищей.
По моей команде Лысов приступил к делу.В ноге что-то хрустнуло.
—Хватит,— сказал я,—а то совсем отвинтишь.
Встал на ноги, Больно, но идти можно.
Подхожу к
—Тоже «Малютка»,— усмехнулся Лысов.
— Гитлер капут,—торопливо пробормотал пленный, испуганно глядя на меня.
— Заканючил, паршивец. Жидок на расправу. Не бойся, не трону, — сказал я. — Ну, братцы, пошли, а то, чего доброго, подумают, что мы чай с фрицами здесь пьем.
Лысов и Максимов довели пленного, который то и дело лепетал: «Гитлер капут, Гитлер капут». Я хромал сзади.
Не сделали мы и двух десятков шагов, как начался артиллерийский обстрел. Пришлось залечь между камней. Снаряды рвались по всему плацдарму.
Обстрел прекратился так же внезапно, как и начался. Мы поднялись.
— Пронесло,— с облегчением сказал я.— Никого не зацепило?
— Бог миловал,— отозвался Максимов и ногой толкнул пленного: — Поднимайся! Шнель, шнель!
Гитлеровец лежал не шевелясь. Я наклонился над ним, повернул лицом вверх.
— Вот кого бог покарал! Осколок угодил прямо в лоб! От своих получил смерть. Царство небесное погибшим фрицам, а которые пооставались, чтоб и те повытягивались, — произнес Максимов.
— Ну, а теперь айда доложим о результате обследования дома,— сказал Лысов.
По мере увеличения войск на плацдарме, росли и потери. За трое суток боев на территории рыбозавода оказалось много раненых. Разыгравшийся шторм - не позволял кораблям подойти к берегу, чтобы забрать их. Медпункт, развернутый на территории рыбозавода военфельдшером Марией Виноградовой, не мог справиться с такой массой раненых. Они лежали под навесами, где до войны вялили рыбу, а то и просто на земле под открытым небом, беспомощные, с перебитыми ногами и руками, лишенные возможности передвигаться.
Вэту ночь с поля боя мне довелось доставитьна медпункт еще семь тяжелораненых,которыхневозможно было вынести из-под обстрела днем.
В это время на медпункт зашел майор Куников. Увидев Виноградову, он с горечью произнес:
— Леонид Хоботов погиб.
Их на Малой земле было всего трое из отряда, сформированного еще в Химках, под Москвой: Куников, Хоботов и Виноградова. Теперь оставалось двое.
Куников предложил Виноградовой идти с ним в штаб, который находился теперь в блиндаже вблизи рыбацкого поселка Алексино. Едва они сделали несколько шагов, как со стороны моря появилось 18 немецких бомбардировщиков, идущих курсом на рыбозавод.
Куников и Виноградова спрятались в траншее у самой кромки берега, я со всех ног бросился в сторону моря и кубарем свалился в первую попавшуюся воронку.
Ночью 12 февраля Куников вместе со своим новым ординарцем Дмитрием Гапоновым в третий раз отправился к Суджукской косе встречать прибывающие корабли.
Шли они по тропке через минное поле.
Со стороны кладбища тьму ночи неожиданно прорвал луч прожектора. Лезвие огня медленно ползло по земле.
Вслед за этим по косе и прилегающим к ней участкам ударила немецкая артиллерия. Рядом с Куниковым и Гапоновым разорвался вражеский снаряд. От детонации стали рваться мины.Куников был тяжело ранен.