Атаман Ермак со товарищи
Шрифт:
Оставался непобежденным и непокоренным один хан Кучум. Его владения стремительно сужались, но власть у него еще была. Даже те волости, которые присягнули Царю, продолжали половину ясака отдавать в Москву, а половину Кучуму. Боялись! Знали, что затравленный, как раненый медведь, Кучум никого щадить не станет.
Старый хан изворачивался, как мог. Он тянул время, ожидая, когда его покровитель, могущественный владетель Бухары Абдуллах-хан разделается наконец с Хорезмом и пришлет войско в подмогу Кучуму.
Потому и слал в Москву грамоты Кучум,
Но в Москве не забыли убийства посла, не забыли измен Кучума, неоднократного нарушения им присяги Царю, помнили набеги на Пермские земли, а потому прекрасно понимали, зачем Кучуму нужен лучший военачальник Сибири — Маметкул…
Было и другое — обласканный Царем Маметкул жил в Москве припеваючи и назад в ханские холопы не хотел. Он писал Кучуму, уговаривая его покориться. А когда на сторону Москвы перешел Чин-мурза Исупов, мать Маметкула уехала в Москву к сыну и была там с почетом встречена.
Кучуму никто не верил. Воеводе Елецкому был дан прямой приказ: хану-де «приказывать гладко и его оплашивать, покамест город не укрепится».
Город был построен в устье реки Тары, при ее впадении в Иртыш. В нем стоял полуторатысячный гарнизон, где кроме казаков было 500 сибирских татар на царской службе да 400 башкир из Уфы, Казани и Свияжска. Так что противу Кучума воевали его соплеменники, и даже те, кто прежде служил у него.
Кучум метался в поисках союзников. Он заключил договор с нарымским ханом Пегой Орды, Воней, который собирался разорить Сургут, но просчитался в другом своем дипломатическом шаге. Хотя стоит ли называть его дипломатическим? Конечно, военном!
Кучум поссорился с ногайским мурзой Авлином Мурзиным из-за пастбищ. Внук Кучума, сын Алея, пленил людей Мурзина. Никакие приказы Бухары вернуть людей и замириться для совместной войны с русскими не помогли.
А с юга подпирали кочевавшие в Европу калмыки. Они шли постоянно. И постоянно сталкивались с воинами Кучума. Сталкивались и побеждали. Войска Кучума разбегались: кто — к русским, кто — в ногаи, кто — в Казахскую орду.
Дальновидный и умный Борис Годунов, прекрасно информированный о бедственном положении Кучума, несколько раз предлагал Кучуму перейти на царскую службу.
Ему писал находившийся в почетном плену в Москве царевич Абдул-Хаир — сын Кучума. Он просил отца перейти на службу Москве, а в знак своих добрых намерений прислать аманатом одного из многочисленных своих сыновей — ему здесь-де «худа не будет, а станет лутше, как в Сибири».
Ему предлагали Маметкул и Абдул-Хаир поступить, как поступили они сами: нести в Москве службу и получить в удел города и волости. Или Царь «учинит его на Сибирском царстве, под высокой рукой Москвы». Была составлена от царского имени опасная грамота, для беспрепятственного приезда в Москву…
Но хан не сдавался. Свое последнее письмо он прислал воеводам, начав его высокомерно: «От вольного человека, от Царя, боярам — поклон!» Грамота сохранилась.
Но ее текст говорит о том, что о многих обещаниях Москвы он просто не знал, как не знал и об «опасной» царской грамоте. Он просил много меньше, чем обещал ему Царь, — не Сибирского ханства, а только волостей по Иртышу, населенных татарами.
От прежнего лютого Кучума не осталось и следа.
Истории было угодно провести удивительные параллели. Когда-то Кучум захватил караван с припасами, шедший из Бухары к Ермаку и ставший причиной гибели атамана. Теперь стрельцы захватили бухарский караван, шедший к Кучуму. Кучум просил вернуть ему только один вьюк с лекарствами: «Очи у меня больны, и с теми послы были зелия, да роспись тем зелиям…»
Послание Кучума внимательно читали. Держал его в руках и начавший уже седеть и еще сильнее ставший похожим на Ермака Черкас Александров.
— Ну, атаман, что думашь? — спросил его помощник татарского воеводы Андрей Воейков.
Молчаливый и неразговорчивый с воеводами, Черкас спросил:
— Где вьюк? Вернуть немедля!
— Я не про вьюк! Как думашь, пойдет воевать Кучумка Тарский городок?
— Ты бы пошел? — глядя прямо в глаза воеводы, спросил Черкас.
— Да ты что? Воев — нет! Сам-собою — старец! Куды воевать-то?
— А я бы пошел! — сказал, круто поворачиваясь, Черкас и, уже протопав коваными сапогами по тесаным половицам атаманской избы, в дверях, повернувшись так, чтобы пролезли в дверь широченные плечи, добавил: — И Кучум-хан пойдет! Он — воин!
Воейков прикусил язык.
Следующим утром, собрав всех, кого можно было вывести из Тары, не обезоружив город, Воейков повел отряд в Барабинские степи, чтобы отыскать Кучума и упреждающим ударом разгромить его.
Кончался август 1598 года, со времени прихода отрядов Кольца и Ермака на Урал прошло ровно шестнадцать лет.
Вместе с Воейковым шел и голова Черкас Александров, ведший казаков и служилых татар. Всего в отряде было 400 человек.
Рассыпав казаков и татар на мелкие разъезды, Черкас приказал идти в подгляд и языков имати. Воейков следовал Черкасу по пятам, ведя ратных людей и обоз.
К вечеру привели языков. Черкас допрашивал их сам, без толмачей, по-татарски.
— Во, как лопочет! — удивлялись стрельцы.
— Дак у него все вой — татары, и жена татарка.
— Да он и сам татарин.
— Да не… Он — казак донской.
— А они что, не татары? Вольные-то казаки самые татары и есть! И энтого — то Иваном зовут, то Черкасом дразнят. А Черкас по-ихнему «военачальник» значит!
Стрельцы, постукивая повешенными на перевязях зарядцами, будто козы на водопое, чистили пищали, размеряли по зарядцам пороховой запас.
— Воеводитель он изрядный! Видать, его планида — черкасом-то быть!
Пленные показали, что Кучум кочует на Черных водах. При нем собраны 500 воинов и 50 бухарских торговых людей. Что он готовится к набегу на Тару и ждет подкреплений.