Атаман Ермак со товарищи
Шрифт:
— Что? — сказал сумрачный Черкас. — Али вам труды наши не в пользу? Не мы ли, казачьими головами, Сибирь-страну взяли?
— Взять-то взяли! — съехидничал Чулков. — Да не больно удержали. Тут умом надо, а не кулаками…
— А где ж ты такой умный был, когда мы здесь с голоду пухли? — вскидывая голову и белея, сказал Мещеряк.
— Ребятушки… Ребятушки… — миролюбиво успокаивал их Чулков. — Дайте срок, со всеми сочтемся… дайте срок. А пока что мы люди государевы, а Государем велено миром дело кончать…
—
— И ты, воевода, об том помни! Помни, воевода! — выталкиваемый в двери избы, кричал Мещеряк.
Гостей ждали к обеду. Полста казаков да тридцать стрельцов выстроились у ворот и на стенах. Звонарь ударил в колокол, когда от леса показались всадники.
— Едут! — удовлетворенно сказал Чулков. — Ну, здесь-то мы с ними уговор учиним. — Он сбежал с острожной башни, сбросил на руки слуге шубу и собрался выйти навстречу подъезжающим, как услышал истошный голос Мещеряка:
— Затворяй ворота! В мать и в душу! Фитили к пищалям! Стрелкам на стену!
— Ты это что! Ты что, ополоумел? — закричал Чулков, кидаясь по лестнице обратно наверх.
— Поглянь, как оно? — сказал Черкас.
От леса шла лавина конных и пеших татар. Чулков обомлел.
— Двести — один, два, три… двадцать, — вслух считал стрелец. — Триста.
— Вон твой Сеид-хан, — сказал Мещеряк Чулкову.
— Такого уговору не было! Не было, с воями идти! — лепетал воевода.
А снизу уже стучали в ворота:
— Отворяй! Принимай гостей!
— Пять сотен воев, — сказал стрелец. — Да еще мурз с ханом с полста.
— По осьми татар на брата… Эх, погуляем! — весело скалясь, подсчитал одноглазый казачок, вытаскивая саблю. — Эх, весело!
— Тут от нас одни головешки останутся! — сказал Чулков. — Боже мой, сколько ж их…
— Не боись, боярин, — веселились казаки, сбрасывая парадные чекмени и обряжаясь в толстые тегилеи… — И тебе татарин достанется!
Чулков, собрав всю свою волю и унимая дрожь в руках, цыкнул на них. И, свесившись через бревна верхнего ряда, прокричал:
— Сеид-хан…
— Здесь я! — ответил хан, выезжая на кровном аргамаке, без страха, прямо под стену.
— Мы так не договаривались. Сам посуди! Нам такую ораву не принять! Они и в остроге не уместятся. Давай уговоримся: ты с мурзами заходи, а вой пущай за острогом стоят.
— Нет! Пусть вой меня сопровождают.
— Никак невозможно! — кричал Чулков.
Пошел торг.
Вот тут Чулков явил себя во всей красе. Обретая все большую уверенность, он словно бы не слышал ни насмешек, ни издевательств слуг Сеид-хана, упорно выторговывая свое.
— Наверное, у тебя, воевода, нет припасов, чтобы угостить моих воинов! — смеялся Сеид-хан. — Не стесняйся, скажи — мы принесем свои! Твоих людей покормим. Они, наверное, отощали… Они у тебя с голоду не умирают, как те, что зарыты в Кашлыке? Скажи прямо — будем дружбу водить, я тебе помогу. У меня большие стада.
— Помилуй, Сеид-хан, — отвечал Чулков. — Крепость наша маленькая, где твоим людям разместиться, да еще с конями. Пущай шатры ставят, мы их угостим знатно.
— Еще как угостим! — прошептал одноглазый ка
зак, стоявший рядом с Черкасом. — Мы вам, собакам, помянем тех, что в Кашлыке лежат. Верно я говорю, атаман?
–
Черкас молчал, словно окаменел. Зато Мещеряк постанывал от бессилия и катал лбом по липкому бревну.
Торговались полчаса, а то и дольше. Наконец сошлись на том, что в крепость войдут сто человек с оружием, без коней.
— Может, ты опасаешься, что мои люди твоих побьют? Так не ходи! — кричал охрипший Чулков. — А то — не бойся, мои вой тихие!
— Выходи лучше ты к нам! Мы лучше на берегу дастархан накроем! — отвечал Сеид. — А вой твои никуда не годятся. Это я знаю! Бабы, а не вой!
— Нет! — отвечал Чулков, будто и не слышал. — По государственному чину мне к тебе идти не положено. Иди ты к нам! Иди, не бойся. А то угощение пропадает. Жаркое стынет.
Чуть приоткрыли створки ворот и стали пропускать по одному татарину внутрь крепости. Чулков сбежал с башни. Шумнул Черкасу и Мещеряку:
— Скорей в избу. Гостей положено встречать за столом!
Атаманы, не снимая сабель, прошли в горницу и сели по правую руку на лавки. Черкас глянул вдоль стола и подивился. Он как-то не думал, что большинство атаманов — ермаковцы. За столом была почти вся оставшаяся в живых «старая сотня».
Чулков, при всех воеводских регалиях, сел во главе стола. Стали входить гости, усаживаться напротив. Мещеряк глядел в стол, а когда поднял через силу глаза, точно кипятком ошпарился — прямо против него сидел Карача…
Карача же не узнал тех, кто был в те поры, когда он просил у Ермака помощи и заманивал Ивана Кольца в свои владения. Атаманы эти тогда были молодшие, да и пять лет ратной жизни сильно изменили их.
Поседел Мещеряк, завесился бородою Черкас.
Татарские вой в кольчугах стали позади мурз и ханов.
— Пусть они нам прислуживают и мудрые речи слушают, — сказал Сеид-хан, явно довольный и только что продемонстрированной своей силою, и приемом, который грозил превратиться в широкое застолье.
— Хорошо ли вам живется на нашей земле? — с лукавой улыбкой спросил Сеид-хан.
— Мы на земле нашего Государя! — так же широко улыбаясь, ответил Чулков. — Государь землю эту хану Кучумке в удел пожаловал, а тот забаловал. Вот пришлось маленько его образумить…
— Это земля Чингизидов.