Атаман Платов
Шрифт:
Солидный, благообразного вида Кутейников нервно кашлянул, выжидательно промолчал.
— Иль тебе не ведомо, что произошло? — Матвей Иванович через плечо уставился на генерала. — Молчишь, стало быть, так и есть. У тебя какой полк наиближайший к реке?
— Попова-третьего… А правее — полк Ребрикова.
— Они-то, скажу я вам, и проворонили французский арьергард. Ней перешел Днепр у Сырокореньи да вышел прямо на Гусиное.
— Не может того быть! Ни Попов, ни Ребриков не доносили ничего о том!
— Перешел, Дмитрий Ефимович. Один Чернозубов Степан узрел. Он-то и донес.
—
— Для того и вызвал. Садись к столу, да вникай, что от тебя потребуется. Вот Смоленск, — указал Матвей Иванович пальцем на карте. — А вот Орша.
— Вижу.
— Вот Гусиное, а за ним поодаль на дороге Дубровна. Это местечко Ней непременно укрепит, потому что оно прикрывает Оршу.
— Полагаю, что так.
— Задача твоей бригады, Дмитрий Ефимович, совершить на сию позицию диверсию. Скрытно справа и слева балочками да лесами выйти к Дубровне и с двух сторон разом ударить по ней. Приобщи к делу артиллерию. Раздели пушки меж отрядами поровну.
— А не заметят ли нас с Гусиного? — высказал сомнение Кутейников. — Мои-то казаки у французов на виду.
— Им будет не до того, — уверенно произнес Платов. — Через два часа их атакует атаманский полк. Неприятель побежит, а мы пустим в преследование полки Харитонова да Дячкина. По уничтожении гарнизона Гусиного атаманцы уйдут в мой резерв, а мы остальными полками захлестнем Нея у Дубровны. Главное, не дать неприятелю пробиться к Орше. А потому, Дмитрий Ефимович, дорожи минутой, сделай так, чтоб до темноты разделаться с французским арьергардом окончательно. Понятно ли?
— Понятно, — отвечал Кутейников.
Дверь растворилась, и вошли Греков и Кирсанов, оба — полковники. Греков — командир атаманского полка, Кирсанов его помощник.
— Погоди-ка, Дмитрий Ефимович. Послушай, что должны делать атаманцы, — Платов жестом указал Кутейникову на скамью подле себя. Тут же обратился к Грекову и Кирсанову. — Вам на сборы два часа. Затемно обойти справа Гусиное, а с рассветом лавой на неприятеля, с заходом в его тыл. Сделать так, чтоб француза потеснить к Днепру и там уж окончательно с ним разделаться. Глядишь, на той стороне подоспеют драгуны да егеря Ермолова. С ними и действуй.
Матвей Иванович взял карандаш, вывел на карте скобочку и от нее протянул затейливую линию, которая, обходя неприятельскую позицию в Гусином, утыкалась острием в Днепр.
— А твои отряды, Дмитрий Ефимович, как только неприятель побежит, должны устремиться к Дубровне. Ну да ты уж знаешь…
Все происходило так, как наметил Матвей Иванович. Перед рассветом Греков и Кирсанов вывели атаманский полк на опушку недалекого леса, вызвали для постановки задач сотенных начальников.
Третьей сотней командовал Иван Платов. Зная его лихость да еще из уважения к родственнику, Греков назначил сотню ближайшей к месту схватки.
— Гляди, Иван Матвеевич, не ударь лицом в грязь. По тебе будут равняться.
— Не сумлевайся, все сделаю как надобно, — отвечал тот.
В Гусином находилось до трех тысяч французов. Небольшое село с разоренными
Половина этих людей была безоружна: побросали по дороге пистолеты и ружья. Многие обморозились, болели. Когда на рассвете они увидели мчавшихся на них всадников, бросились врассыпную.
Но стрелки пехотных полков из арьергарда не устрашились, открыли по наступающим дружный огонь. А когда казаки приблизились, схватились за сабли. Загрохотали орудия.
Сотня Ивана Платова должна была проскочить село и вырваться к дороге, но сделать это ей не удалось. Заметив брошенные повозки, фуры, кареты, скакавшие на фланге казаки бросились к ним.
— Ах, курвины дети! Митька, плетью их, стервецов! — скомандовал Иван хорунжему Тютюнникову.
Тут по казакам пальнули из ружей, и сразу выбило из седел пятерых. Иван повернул коня и повел остаток сотни на залегших подле изб французов. Не помня как, Иван перемахнул через канаву, перед ним вырос француз: заросшее щетиной лицо, на шее шерстяной платок.
— Пардо-он! Мсье казак! Пардо-он! — вскричал он, подняв над головой руки.
Иван едва сдержался, чтоб сгоряча не полоснуть.
— Вот тебе пардон! — ударил француза саблей плашмя.
Видя обреченность, солдаты стали бросать оружие, поднимать руки. Разгром был полнейший. В плен взяли около восьмисот человек во главе с генералом, клятвенно обещавшим до того Наполеону не сдавать русским села.
Отряд Попова, меж тем, уже шел по-над Днепром на Дубровино. Ребриков вел второй отряд, правей дороги. Впереди и по сторонам двигались дозоры, которые выполняли задачи охранения и разведки. Позади, под прикрытием верховых, запряженные цугом, лошади везли орудия. В каждом отряде по три пушки.
Кутейников ехал за Ребриковым, и хотя в его распоряжения не вмешивался, знал, что командовать отрядом должен один начальник — такой уж закон, однако своим присутствием заставлял Ребрикова торопить полк. Не дай бог опоздать!
Дважды генерал выезжал с ординарцем на обочину, пропуская перед собой растянувшуюся колонну. Подгонял верховых и особенно артиллеристов:
— Поживей, братцы-пушкари! Никак не можно отставать!
И те, выбившиеся из сил, все же старались вовсю.
Взмокшие, совсем уставшие, прибыли, наконец, к месту назначения. Дозорные сообщили, что село — вот оно, на пригорке в полуверсте, полно французов.
— Стало быть, всем изготовиться! — скомандовал Кутейников. — А пушки без промедления на позицию!
И тут донеслись три орудийных выстрела из-за Дубровны, откуда должен был начать атаку отряд Попова. «Молодец, полковник!» — мысленно похвалил генерал.
— Поспешай и ты, Ребриков! Час настал!
Битва была в самом разгаре, когда прискакал Платов. Выехав на возвышенность, оглядел поле сражения и в сердцах крякнул. Из Дубровны тянулась дорога на видневшееся вдали село, по ней уходили конные и пешие французы. Село то называлось Якубово.