Атаман Семенов
Шрифт:
Теперь можно было воевать.
На пороге стоял апрель 1918 года. Гражданская война еще не началась, но запах ее уже носился над землей вместе с запахом цветущего багульника, пробудившейся земли, боли, тоски и еще чего-то такого, что заставляло влажнеть глаза даже у бывалых людей.
Люди чувствовали беду — и белые, и красные в одинаковой степени, — ни тем, ни другим в общем-то не хотелось воевать. Люди устали и от войны, и от паскудной жизни, но слишком много нашлось гордецов и умельцев, которые усердно дули на этот то разгорающийся, то затухающий костерок, старались сделать пламя побольше да пожарче. К этим людям принадлежал и Семенов.
Виноваты в том, что Гражданская война разгорелась, были, по сути, немногие, а расплачиваться за это пришлось всем, Даже тем, кто к той поре еще не родился.
Огонь войны, поначалу совсем слабый, разгорался все сильнее.
Одной из причин, втянувшей в войну фронтовиков — бывалых людей, уставших от бойни, — было подписание
С унизительным положением солдаты не могли согласиться, горькое осознание несправедливости и заставило их вновь взяться за винтовки.
С подписанием такого договора не были согласны ни Колчак, ни Алексеев [48] , ни Корнилов [49] , ни Каппель [50] . Не был согласен и будущий атаман Семенов.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Семенов искал, на кого бы из союзников опереться, многие подталкивали его к французам, но при упоминании о них он морщил нос, будто на него повеяло отстойным воздухом из ближайшего сортира; есаул считал, что французы похожи на легкомысленную бабу, которая дает и нашим, и вашим (впоследствии оказалось, что он прав: французы и чехи выдали большевикам адмирала Колчака, как только Врангель [51] стал им не нужен, он был брошен в Крыме на произвол судьбы, были и другие примеры, с такими историю делать нельзя).
48
Алексеев Михаил Васильевич (1857-1918) — генерал от инфантерии. В Первую мировую войну начальник штаба Юго-Западного фронта, командующий Северо-Западного фронта; с 1915 г. — начальник штаба Ставки; в марте—мае 1917 г. — Верховный главнокомандующий. После Октябрьской революции организовал и возглавил Добровольческую армию.
49
Корнилов Лавр Георгиевич (1870-1918) — генерал от инфантерии. В 1914-1918 г. командовал дивизией, затем корпусом, после Февральской революции — войсками Петроградского военного округа, 8-й армией и Юго-Западным фронтом. С июля по август 1918 г. — Верховный главнокомандующий. В конце августа поднял мятеж, после его разгрома арестован, бежал в Новочеркасск, где принял участие в создании Добровольческой армии. Убит при штурме Екатеринодара.
50
Каппель Владимир Оскарович (1893-1920) — генерал- лейтенант. В 1918 г. командовал группой белогвардейских войск, в 1919 г. — корпусом, армией, с декабря — колчаковским Восточным фронтом.
51
Врангель Петр Николаевич (1778-1928) — барон, генерал-лейтенант, В 1918-1919 гг. — один из руководителей контрреволюции в Крыму и на Юге Украины, в 1920 г. — главком так называемой Русской армии. С 1920 г. — в эмиграции.
Чехи во главе с Яном Сыровы [52] и новоиспеченным генералом Гайдой [53] — последний в прошлом, как сказывали Семенову, был фельдшером, служил в австро-венгерской армии и попал в плен, добровольно сдавшись нашим солдатам, — тоже вели себя по-бабьи, на них тоже нельзя было опереться, особенно в бою.
Тогда на кого же мог опереться Семенов?
На англичан? Но у них были свои интересы, на Дальний Восток они поглядывали лишь с вялым любопытством, их больше привлекала европейская часть России, в частности Архангельск и Романов-на-Мурмане. Так что англичане — не помощники и вообще не игроки.
52
Сыровы Ян (1888-1971) — чех, в сентябре 1914 г. вступил в добровольческую Чешскую дружину (в составе Русской армии на Юго-Западном фронте). Во время мятежа Чехословацкого корпуса (май 1918 г.) командовал группировкой чехословацких и эсеровско-белогвардейских войск. В июне 1919 г. подавил выступление солдат корпуса (Иркутский бунт 1919 г.).
53
Радола
Кто же игроки? Китайцы? Боже упаси! Китайцы поглядывали на Семенова враждебно и своего отношения к нему менять не собирались. Монголы? Монголов Семенов считал надежными союзниками, но их было мало.
Оставалась одна сила — японцы.
К японцам Семенов всегда относился с симпатией, они ему отвечали тем же, и будущий атаман пошел с ними на сближение.
Японской военной миссией в Харбине командовал капитан Куроки, он вскоре и сделался другом Семенова. Куроки отрядил двух своих сотрудников в штаб есаула для формирования специального японского батальона.
Такой батальон в количестве шестисот человек вскоре был сформирован. Командиром его стал капитан Окумура. Поскольку Семенов со своими омовцами ввязался в затяжные бои с красными частями, то японцы выполняли роль этакой затычки: если возникала тяжелая ситуация и красные начинали теснить омовцев, то Семенов немедленно бросал в бой Окумуру, и тот выпрямлял прогнувшуюся линию фронта.
Успешно действовал и отряд бронепоездов, которыми командовал капитан Шелковый, хотя к нему самому есаул по-прежнему относился настороженно — имелось в капитане что-то такое, чего нельзя было уловить — например, никогда он не глядел в глаза собеседнику; пальцы у него, покрытые рыжеватым редким пухом, были вялыми, бескостными, как сосиски; холодная ладонь при рукопожатии оказывалась неприятно влажной, — «поручкавшись» с капитаном, хотелось вымыть руки либо вытереть их о платок. Был Шелковый исполнителен, слушая есаула, старался не пропустить ни одного слова, стоял навытяжку с наклоненной головой и не поднимал взгляда, словно был в чем-то виноват.
Как-то Семенов попробовал поговорить с капитаном по душам, но разговора не получилось. Капитан будто залез в скорлупу, мигом сделался угрюмым, не потеряв, правда, при этой угрюмости обычной своей вежливости, и на все расспросы будущего атамана отвечал однозначно — «да», «нет», «да», «нет» — словно не знал никаких других слов. Семенов морщился недовольно, дергал усами — не нравился ему Шелковый, и все тут.
А затяжные бои с красными стали носить тяжелый характер: Семенов не думал, что у красных найдется столько сил, упорства, оружия, чтобы так героически воевать. Беспортошные, голодные, холодные, а воюют. Это Семенова раздражало. Он не мог понять, почему эти люди зубами держатся за эфемерную волю, за своего картавого предводителя... как его фамилия? Кому доверились мужики? А люди, которые находятся рядом с картавым, те, что его окружают, — они же сплошь с нерусскими фамилиями. Но ведь расхлебывать-то все и страдать за все приходится русским — им за все предстоит расплатиться собственной шкурой. И как только этого они не понимают?
Еще донесся до Семенова слух, что воюют красные под началом опытных немецких инструкторов. Слишком уж толково, напористо, с выдумкой начали драться красные — они стали теснить Семенова буквально всюду, даже японский батальон не всегда мог выручить его омовцев.
В те дни Семенов повидался с Колчаком — адмирал получил назначение командующего русскими войсками в полосе отчуждения КВЖД и прибыл в Маньчжурию. Поразмышляв немного, Семенов решил отсидеться у себя в штабе и не встречать адмирала: если понадобится, Колчак сам найдет его. Это было, конечно, обычным хамством, ведь Колчак имел всероссийскую славу, а Семенов, хоть и лихой вояка, все-таки больше был известен по походам в бордели да по нескольким заметкам в иркутской и читинской большевистских газетах — величины это были несопоставимые.
Но как бы ни было, встреча все же состоялась — там же, в Маньчжурии. Адмирал пригласил Семенова к себе. Семенов явился к новому командующему настороженный, набычившийся, у него даже волосы на затылке встали дыбом. Адмирал не понравился Семенову: был он нервный, сухой, делал слишком много движений и ничего не понимал в лошадях. Зато вздумал учить — Семенов почувствовал, как у него потяжелело, сделалось горячим лицо, кончики усов нервно задергались.
— Вы, Григорий Михайлович, на мой взгляд, недооцениваете китайцев, — сказал ему адмирал. — И слишком переоцениваете японцев.
Семенов едва сдержался, чтобы не вспыхнуть — угрюмо стиснул зубы и на это высказывание не ответил. Он понял, в чью «дуду» дует Александр Васильевич — генерала Хорвата, готового мыть ноги своим китайским хозяевам.
Адмирал нервно заходил по комнате. Некоторое время он молчал — похоже, как опытный психолог, выдерживал паузу, и Семенов молчал, но поскольку по части психологии он не имел совершенно никакого опыта, то не смог справиться с собою и хлопнул кулаком по столу.
— Вы — ярый противник японской ориентации! — произнес он тоном судьи, выносящего вердикт — «окончательный, бесповоротный, обжалованию не подлежащий».