Атаман
Шрифт:
— Что-то не помню такого, — Зинаида скинула руки в карманы передника. — А я и не устраиваю.
Колька поднял руку старательно отворачивающегося Беспалого с зажатой в ней бутылкой:
— А это что? Божья роса?
Меркушина уставилась на бутылку:
— Ну, моя, ну и что. Так уж жалко стало Витьку, вот и выделила на опохмелку. Болеет же человек.
Атаман хмыкнул и перехватил поллитру у Беспалого.
— Это он тебе сказал?
— Зачем мне говорить? Я и так вижу. Болеет же человек, — она жалостливо заглянула в лицо Витьки, — правда же, Витюша?
Витька еще больше скривился и демонстративно
— Ладно, хватит придуриваться, — Атаман согнал улыбку с лица, — сама выдашь аппарат или нам искать?
Она вдруг отбежала к летней кухне, развернулась на ее пороге и загородила проход, упершись руками в косяки:
— А не пущу. Вы что же, будете слабую женщину силой толкать? Я кричать буду.
Атаман обернулся к нетерпеливо переступающему Гаркуше.
— Давай за участковым. Раз по-хорошему не хочет, будем по-плохому. И не забудь напомнить, чтобы он книжку штрафную захватил Меркушиной штраф выписывать. Сколько у нас штраф-то за незаконную предпринимательскую деятельность да еще и к тому же продажу несертифицированной спиртосодержащей продукции?
Гаркуша, не торопясь, повернулся к выходу и взялся за ручку калитки.
— Тысяч десять зарядит, это если она еще сотрудничать со следствием будет.
Первым в открывшуюся калитку выскочил никем не удерживаемый Беспалый. Михаил тоже занес ногу через порог и… оглянулся.
Зинаида отпустила косяки и нерешительно двинулась к казакам, с интересом наблюдавшим за ней.
— Эй, Миша, ты куда?
Михаил равнодушно шагнул на улицу:
— Слышала же, за участковым.
Она приблизилась к Гаркуше и ухватила его за руку, оглядываясь на Атамана:
— Никита Егорович, ну что ты так сразу, за участковым. Неужто мы сами не договоримся?
Жук улыбнулся.
— Другой разговор. Отдашь аппарат?
Меркушина отпустила казака и тревожно оглянулась на Самогона:
— Мужики, ну вы сами посудите, как же мне на пенсию прожить? За дом заплати, продукты купи, а еще ж и одеться надо. И внучку гостинец купить. Я ведь еще не старая, — она поправила воротничок блузки, — а, казаки, давайте договоримся.
— У нас с тобой только один разговор может быть: о том, что прекращаешь продавать самогон. Нечего народ спаивать.
Меркушина вытерла несуществующую слезу и подняла преувеличенно робкий взгляд:
— Никита Егорович, ну я же не одна в станице торгую. Чего вы ко мне-то первой?
— Дойдет и до других очередь, — Колька натянул на груди едва не треснувшую рубашку, — всех под корень выведем.
Меркушина растерянно оглядела серьезные лица казаков:
— Ребята, а если я это, пообещаю, что только для себя гнать буду. Ну, там когда огород вскопают — расплачусь. А так продавать не буду. А? — Она переводила подернутый своевременной слезой взгляд с одного на другого.
Гаркуша вернулся и снова прикрыл за собой калитку.
Атаман оглянулся на казаков:
— Ну, как, казаки, поверим Зинаиде на первый раз.
Самогон засунул пальцы за ремень.
— Ну, не знаю. Что-то сомнительно, что бы она враз перевоспиталась.
— А ты что думаешь, Михаил?
Гаркуша задумчиво смерил взглядом поникшую и, несмотря на годы, все еще ладную фигурку Зинаиды:
— Можно попробовать. Будем раз в недельку к ней заглядывать — проверять. Если слово не сдержит, то тогда уже пощады не жди, — Михаил в упор посмотрел на Зинаиду, — придем с участковым. И аппарат конфискуем, и штраф выпишем, и пару плетей для порядка всыпем.
Атаман усмехнулся:
— Ну, как, Зинаида, устраивает тебя такой расклад?
Она быстро кивнула головой:
— Устраивает. Еще как устраивает. Дай вам Бог здоровьица, казачки. Я ведь завсегда за вас была. Разве ж не понимаю. Надо, надо в станице порядок наводить. Хорошее дело делаете. — Меркушина извлекла руки из передника и, взяв Атамана за локоть, слегка подтолкнула к выходу.
— Ну, ты, Зинаида, шустра, — восхитился он, — смотри, мы шутить не будем. Это мы сейчас такие добрые. В следующий раз, он правильно сказал, разговор будет другой.
— Ладно, ладно. Я же пообещала.
Казаки под тактичным давлением Зинаиды попрощались и покинули ее двор.
«Волга» Атамана ждала у ворот.
— Ну, что Зинаида? — поинтересовался Молчун, облокотившийся на открытую дверцу.
Гаркуша смущенно улыбнулся:
— Однозначно не скажешь. Вроде и пообещала больше не продавать, а вроде как бы и выставила нас.
— Да, сильна Зинаида! — Самогон тряхнул чубом. — Ничего, у нас по-другому запоет, если слово не сдержит.
Жук предложил казакам подвезти до конторы. Те вежливо отказались. Самогон собирался пройти до тайника — проверить закладку, Гаркуша вызвался его проводить.
Попрощались. «Волга» мягко тронулась с места. Казаки проводили машину Атамана взглядами и повернули в противоположную сторону.
До окраины станицы неспешно добрались за полчаса. Миновали последние дома, завернули за угол высокого бетонного забора, заросшего крапивой и лопухами, и вышли на берег Лабы. На берегу — и на этой, и на той стороне — было пусто. Только на хлипком мостике, свесив ноги к воде, лениво следили за застывшими поплавками два мальчугана лет пяти-шести. Казаки переглянулись. Условное место, о котором они договорились с завербованным агентом-цыганом после короткой, но убедительной беседы здесь же, находилось под небольшой корягой, когда-то принесенной сюда рекой и за многие годы глубоко вжившейся в травянистый склон. Коряга выглядывала из травы по правую сторону от мостика, в двух шагах от тропинки. Самогон, выбирая место для закладки, руководствовался прежде всего удобством ее расположения. Во-первых, рядом с тропинкой — не надо лезть куда-то в заросли, которых здесь хватало, стоило только ступить на несколько метров в любую сторону. А, во-вторых, эту деревянную загогулину, ошкуренную ветром и дождями до микронной гладкости, Колька помнил столько же сколько и себя, а это значило, что вряд ли кому в голову придет ее выковырять именно в тот момент, когда она так пригодилась для дела. И для какого дела!
— Негоже при свидетелях лезть, — Самогон оглянулся по сторонам.
— Да какие это свидетели? — не согласился Гаркуша, — мальчишки-малолетки. Они уж точно не агенты вражеской разведки. Чего их опасаться?
— Не скажи. Они, конечно, не агенты, но кто им помешает заглянуть под корягу как-нибудь в следующий раз, просто чтобы полюбопытствовать — и что это там искали взрослые дяди?
Михаил пригладил торчащий хохолок на макушке.
— Пожалуй, ты прав. Что предлагаешь?