Атенаора Меттер Порфирола

Грушко Елена Арсеньевна

Поиграв мускулами, отчего брюшко, словно, живое, радостно запрыгало, "предводитель" недовольно глянул на Белозерова, который неподалеку собирал свою одежду, чтобы перейти на пустую полосу пляжа, и вдруг его тяжелое, резкое лицо сделалось мягким и изумленным.

Белозеров, хмуро выковыривавший из песка расческу, посмотрел на предводителя повнимательней - и они разом, так, что женщина, прикрывшись платьем, испуганно выглянула из-за машины, заорали:

– Санька!

– Каша!..

Аркашу Ерпоносова, друга

детства, Белозеров не видал лет десять. Тогда, после окончания биофака, он приезжал в Обимурск повидаться с матерью перед первой своей океанографической экспедицией. Каша добыл ему пропуск на телецентр, где работал в оставшейся для Белозерова загадочной должности кабельмейстера, и долго водил по студиям, павильонам, пультовым, аппаратным, проекционным и прочим таинственным местам, рассказывая, как любит свою работу, которая дает ему возможность спокойно, не напрягаясь, учиться заочно во ВГИКе.

Из маминых писем Белозеров позже узнал, что отучился Каша блестяще, уехал из Обимурска и припеваючи зажил в столице. А потом маме врачи посоветовали сменить климат, она перебралась к старшему сыну в теплые края, и Белозеров с тех пор все реже и реже наведывал родной город, хотя от Приморска, где он жил и работал, была всего какая-то ночь езды на поезде, да все недосуг было сесть в этот самый поезд, пока тоска по Обимуру совсем не одолела!
– а про Кашу он ничего не знал и, конечно, счастлив был повстречать старого приятеля.

Они долго обнимались, что-то бессвязно выкрикивая, о чем-то спрашивая, не слыша, ответов, и наконец, устав от неожиданной радости, уселись на песок.

– Ты все такой же... как свечка, - разглядывал Каша Белозерова, оглаживая свои могучие руки.

Белозеров скрыл усмешку. Он и впрямь смотрелся скорее тонким и гибким, чем широкоплечим, но не сомневался, что, взбреди им с приятелем померяться силами, Кашина сыроватая тяжесть спасует перед расчетливой упругостью его мышц, испытанных многокилометровыми заплывами в открытом море.

– Каким родился, таким и умру. Зато ты...

– Не похужал, а возмудел, как говорится, - сострил Каша и внезапно, поворошив на песке одежду, извлек белый бумажный квадратик и протянул Белозерову:

– Будем знакомы, Санька!

"Интертелепроекционное объединение "Зеркало" им. А.А.Тарковского. СССР, Москва. Максим Д.Серпоносов, режиссер", - было красиво напечатано на карточке по-русски и по-английски. Тут же значился адрес и телефон.

– Максим?
– не понял Белозеров.

– Ну да, - понизив голос, подтвердил Каша.
– Решил не примазываться к чужой славе. Назвали-то меня в честь отцова брата, а он творчество Горького копает, лауреат, академик и все такое прочее. Чуть что - ах, какое совпадение, не родня ли вы Аркадию Борисовичу? Ну и - принял псевдоним, Максим вот, а фамилия, знаешь, так как-то потверже звучит, Серпоносов, - что-то такое глубинное, коренное, да? Носитель серпа... А плохо, когда фамилия начинается с "ер", обязательно найдется идиот какой-нибудь...
– торопливо пояснял Каша.
– Ну, а "Д." - отчество, Денисович, понимаешь? Ну ладно, все с этим, кончили. А ты-то как?

– Да так, - пожал плечами озадаченный Белозеров.
– Фамилию пока не сменил...

– Ну, если все будет тип-топ, я скоро еще одну фамилию сменю, - оживился этот Максим Д., которого Белозеров, хоть убей, не мог воспринимать иначе, чем Кашу Ерпоносова, и, обернувшись, позвал: Ритуля!

Женщина, которая приехала с Кашей и о которой они оба позабыли в пылу встречи, вышла из-за автомобиля.

– Ну наконец-то! Я уж думала, ты меня совсем бросил, - протянула она капризно и направилась к друзьям.

Строго говоря, подойти к ней следовало бы мужчинам, но увидев, как Ритуля идет, Белозеров мысленно возблагодарил собственную невоспитанность и подумал, что такая женщина, пожалуй, просто не может упустить случая показать себя.

Она была молода, она была красавица и знала об этом. Кокетством это назвать было нельзя, ведь кокетство предполагает известный расчет, а тут, чудилось, самолюбование врожденное, как и уверенность в своей женской силе. Да что там!.. Эта золотистая пряжа волос, крутые дуги бровей, прекрасные прямые плечи, тяжелые бедра и легкие длинные ноги... Она подошла, села на песок и подняла на Белозерова глаза и его словно бы током ударило от внезапности такого взгляда: светлого, даже печального... Она смотрела так, словно просила пощады, словно ей было стыдно за свою вызывающую красоту, и за походку, и за серебристый купальник, обливающий каждую впадинку тела, за то, что Каша, вернее, Максим, обнял ее за плечи, прижал к себе:

– Вот она, моя Маргарита! С такой любой захочет стать Мастером, верно?

– Да, - невольно отдавая дань пошлости, согласился Белозеров.

Как выяснилось, Маргарита работала на той же студии телевидения, где когда-то служил кабельмейстером Каша Ерпоносов. Они были мимолетно знакомы еще в прежнюю пору, но когда Максим Серпоносов, преуспевающий интертелепроекционер, прибыл в город детства, он случайно встретил Маргариту - и вот сидит теперь, по-хозяйски поглаживая ее атласные плечи.

Белозеров почувствовал, что больше всего на свете ему сейчас хочется встать и уйти, как он однажды, давным-давно, уже ушел с этого берега... Но если он уйдет сейчас, найдет ли вторую Маргариту, как нашел Порфиролу? Хотя... послезавтра же кончается его отпуск. Все равно!

– Мы с Санькой были когда-то не разлей вода, вроде как Этеокл и Полиник, - похвастался между тем своей подруге. Максим.

Рита испуганно вскинула ресницы и, поймав взгляд Белозерова, слегка улыбнулась. Губы ее напоминали бутон, а в улыбке цветок распускался.