Атлант расправил плечи. Часть I. Непротивление (др. перевод)
Шрифт:
ГЛАВА X. ФАКЕЛ УАЙЭТТА
— Помилуй Бог, мэм! — проговорил клерк архивного бюро. — Никто не знает, кому этот завод принадлежит теперь. И спросить некого.
Клерк сидел за столом находившегося на первом этаже кабинета, куда редко заходили посетители; пыль на окружавших его папках лежала густым слоем. Он то глядел на блестящий автомобиль, стоящий перед его окном на грязной площади, образующей центр некогда процветавшего городка, столицы округа, то переводил тусклый, рассеянный взгляд на двоих неизвестных посетителей.
— Почему? — спросила Дагни.
Клерк беспомощным
— Решить, кому все принадлежит, может только суд, но достаточно компетентный суд, по-моему, едва ли найдется. Если только бумаги эти вообще когда-либо попадут в суд. Но так едва ли случится.
— Почему? Что произошло?
— Ну, она продана… «Двадцатый век». То есть, моторостроительная компания. Она была продана одновременно двум разным владельцам. В свое время, два года назад, это был крупный скандал. А теперь все — он указал на груду документов — превратилось в бумагу, дожидающуюся судейского рассмотрения. И я не вижу, каким образом какой-нибудь судья сумеет установить по ней права собственности или вообще какие-нибудь права.
— Пожалуйста, расскажите, что произошло?
— Ну, последним законным владельцем завода была Народная ипотечная компания, город Рим, штат Висконсин. Городок находится по ту сторону от завода, в тридцати милях к северу отсюда. Эта Ипотечная компания была довольно бойкая контора, повсюду трубившей о выгодных кредитах. Возглавлял ее некий Марк Йонтц. Никто не знал, откуда он взялся, никому не известно, куда он делся теперь, однако на следующее утро после того как Народная ипотечная компания лопнула, выяснилось, что Марк Йонтц продал «Двадцатый век» кучке молокососов из Южной Дакоты, а заодно передал в качестве залога под займ одному из банков Иллинойса. Когда они явились, чтобы посмотреть на завод, оказалось, что Йонтц вывез все станки и распродал их поштучно, один Бог ведает кому. Итак, завод принадлежит многим и никому. Словом, сейчас дела обстоят так — ребята из Южной Дакоты, банк и адвокаты кредиторов Народной ипотечной компании подают в суд друг на друга, претендуя на владение этим заводом, и никто из них не имеет права вывезти оттуда даже колеса, если не считать того, что ни единого колеса там уже не осталось.
— А при Марке Йонтце завод работал?
— Боже мой, нет, мэм! Йонтц был не из тех, кто способен руководить заводом. Он не хотел работать, ему нужно было только получить деньги. И ведь сорвал куш — взял за этот завод куда больше, чем кто угодно мог за него дать.
Клерк не мог понять, отчего светловолосый, суровый с вида мужчина, сидевший рядом с женщиной перед его столом, то и дело поглядывает через окно на свой автомобиль, вернее, на большой, обернутый брезентом предмет, выглядывавший из-под крышки багажника.
— А что произошло с заводской документацией?
— Что именно вы имеете в виду, мэм?
— Производственные отчеты. Рабочие документы. Э… личные дела.
— Ну, их вообще не сохранилось. На заводе шел настоящий грабеж. Предположительные владельцы хватали все, что могли… мебель и все движимое, даже если шериф вешал на дверь замок. Бумаги и все прочее — их, наверно, забрали шакалы из Старнсвилля, это там, в долине, им приходится трудно. Скорей всего, бумаги забрали на растопку и сожгли.
— А нет ли здесь бывших работников этого завода? — спросил Риарден.
— Нет, сэр. Здесь их не стоит искать. Все они жили в Старнсвилле.
— Все-все? — прошептала Дагни, вновь видя перед собой руины. — И… инженеры тоже?
— Да, мэм. Это был заводской городок.
— А вы случайно не запомнили имени какого-нибудь человека, который там работал?
— Нет, мэм.
— А при каком из владельцев завод еще функционировал? — задал вопрос Риарден.
— Не могу сказать вам, сэр. Там много было всякой суеты, потом завод столько раз переходил из рук в руки после смерти старины Джеда Старнса. Он-то и построил завод. А вместе с ним, можно сказать, привел в порядок и весь край. Старнс умер двенадцать лет назад.
— А вы можете назвать нам имена всех последующих владельцев?
— Нет, сэр. Старое здание суда сгорело примерно три года назад вместе со всеми архивами. Не знаю, где теперь можно найти эти сведения.
— А вы не знаете, каким образом Марку Йонтцу удалось приобрести завод?
— Это я знаю. Он купил его у Баскома, мэра Рима. А уж как завод достался ему, мне не известно.
— А где сейчас мэр Баском?
— По-прежнему командует в Риме.
— Весьма вам благодарен, — проговорил Риарден, вставая. — Мы поедем к нему.
Они уже были возле двери, когда клерк спросил:
— А что вы разыскиваете, сэр?
— Нашего друга, — ответил Риарден. — Старого друга, следы которого мы потеряли. Он работал на этом заводе.
Мэр города Рим, штат Висконсин, откинулся назад в своем кресле; под засаленной рубашкой его грудь и живот образовывали нечто похожее на грушу.
Террасу его дома наполнял густой, пропитанный пылью и солнцем воздух. Мэр шевельнул рукой, блеснув крупным, но далеко не идеальным топазом перстня.
— Бесполезно, бесполезно, леди, совершенно бесполезно, — проговорил он. — Опрашивать здешних жителей значит попусту тратить время. Заводских больше не осталось, нет и таких, кто мог бы подробно рассказать о них. Отсюда уехало столько семей, а осталась такая шваль! Вот я и твержу себе все время, что превратился в мэра одной только швали.
Он предложил обоим своим гостям сесть, но не стал обращать внимания на то, что леди предпочла остаться стоять возле парапета террасы. Откинувшись назад, Баском принялся изучать стройную фигуру визитерши: высший класс, решил он, и спутник ее определенно из богатых.
Дагни рассматривала улицу этого Рима. На ней были дома, тротуары, фонарные столбы, даже щит с рекламой прохладительных напитков; однако казалось, что городу этому остались считанные дюймы и часы до погружения в состояние Старнсвилля.
— Нет, никакого фабричного архива здесь не осталось, — проговорил мэр Баском. — И если вы, леди, хотите найти именно его, то можете оставить свои попытки. Это все равно теперь, что ловить листья на ветру. Да-да, листья на ветру. Кого сейчас интересуют бумаги? В подобные времена люди озабочены добротными, прочными материальными объектами. Надо быть практичным человеком.