Атлант расправил плечи. Часть II. Или — или (др. перевод)

Рэнд Айн

— Три раза говорил.

— Я его уволю. Я их всех уволю. Не могут ничего сделать, все оправдываются, рассказывая про свои технические неувязки. Мне нужна скорость, а не оправдания. Они не смеют обращаться со мной, как с пассажирами дешевых сидячих поездов. Они обязаны доставить меня в нужное мне место и в положенное время. Они что, не знают, что на этом поезде еду я?

— Теперь уже знают, — вступила Лора Брэдфорд. — Заткнись, Кип. Ты мне надоел.

Чалмерс вновь наполнил свой стакан. Вагон бросало, стекло на полках бара позвякивало. Звездное небо

в окнах подрагивало, и казалось, звезды тоже звякают, ударяясь друг о друга. Пассажиры не видели ничего, кроме отсветов красных и зеленых фонарей в самом хвосте вагона, да небольшого участка рельсов, убегающих назад, в темноту. Попадавшаяся на пути гора на миг заслоняла звезды, и тогда в темноте смутно вырисовывались очертания хребтов Колорадо.

— Горы, — удовлетворенно протянул Гилберт Кейт-Уортинг. — Одно из тех зрелищ, которое заставляет почувствовать ничтожность человека. Что есть этот жалкий отрезок рельсов, сотворением которого так кичатся заскорузлые материалисты, по сравнению с непреходящим величием горных круч? Не более чем нитка намётки, пущенной белошвейкой по кромке царственной мантии природы. Если один из этих гранитных гигантов решит рассыпаться, он уничтожит весь наш поезд.

— С чего бы ему рассыпаться? — без интереса спросила Лора Брэдфорд.

— Кажется, поезд идет еще медленнее, — капризно заметил Кип Чалмерс. — Эти сволочи снизили скорость, вместо того, чтобы слушать меня!

— Ну, знаете, здесь все-таки горы… — пожал плечами Лестер Такк.

— Проклятые горы! Лестер, какое сегодня число? Со всеми этими часовыми поясами я не могу сказать…

— Двадцать седьмое мая, — вздохнул Лестер Такк.

— Нет, двадцать восьмое, — поправил его Гилберт Кейт-Уортинг, посмотрев на часы. — Уже двенадцать минут первого.

— Господи Иисусе! — вскричал Чалмерс. — Так значит, съезд начнется сегодня?

— Да, — кивнул Лестер Такк.

— Мы не успеем! Мы…

Поезд сильно дернулся, выбив стакан из руки Чалмерса.

Звон разбитого стекла смешался со скрипом колес на крутом повороте.

— Послушайте, — нервно произнес Гилберт Кейт-Уортинг. — Ваши железные дороги безопасны?

— Да, черт возьми! — ответил Кип Чалмерс. — У нас так много законов, регулирующих правил и контролеров, что эти сволочи просто не имеют права не быть безопасными!.. Лестер, далеко ли мы заехали? Где будет следующая остановка?

— Остановок не будет до Солт-Лейк-Сити.

— Я хотел спросить, в каких краях мы скоро окажемся?

Лестер достал потертую карту, с которой сверялся каждые несколько минут после наступления темноты.

— Уинстон, — объявил он. — Уинстон, штат Колорадо.

Кип Чалмерс потянулся за новым стаканом.

— Тинки Холлоуэй сказал, что, если ты свернешь себе на этих выборах шею, то ты — конченый человек, — лениво произнесла Лора Брэдфорд. Она полулежала в своем кресле, глядя мимо Чалмерса, изучая свое лицо в настенном зеркале. Лора скучала, развлекаясь тем, что отпускала шпильки по адресу бесполезно кипятившегося Кипа.

— Проклятая сволочь! Следил бы лучше за своей шеей!

— Ну,

не знаю, Уэсли его так любит, — подбавила она пару. — Уж Тинки Холлоуэй точно не позволил бы, чтобы какой-то несчастный поезд заставил его опоздать на важную встречу. Его не посмели бы задерживать.

Кип Чалмерс сидел, уставясь в стакан.

— Я позабочусь о том, чтобы правительство отобрало все железные дороги, — угрюмо произнес он.

— Вот как? — присоединился к беседе Гилберт Кейт-Уортинг. — Не понимаю, почему вы не сделали этого давным-давно. США — единственная страна на свете, отставшая настолько, что допускает частное владение железными дорогами.

— Мы быстро вас догоним, — заверил его Кип Чалмерс.

— Ваша страна невероятно наивна. Какой-то анахронизм. Вся эта болтовня о свободе и правах человека… я не слышал ничего подобного со времен моего прадедушки. Это не более чем словесная роскошь для богачей. В конце концов какая разница бедным, кому они обязаны средствами к существованию — промышленникам или бюрократам.

— Век промышленников давно прошел. Наступил век…

Сильнейший толчок швырнул всех вперед, а пол под ногами остался на месте. Кип Чалмерс растянулся на ковре, Гилберта Кейт-Уортинга выбросило на стол, лампы погасли. С полок посыпались бокалы, стальные стены вагона стонали, готовые лопнуть, колеса напряглись, словно в конвульсии.

Подняв голову, Чалмерс увидел, что вагон стоит, целый и невредимый; отовсюду доносились стоны его компаньонов, а у Лоры Брэдфорд начиналась истерика. Он подполз к двери, распахнул ее и спустился по ступенькам. Далеко впереди, у самого склона, примерно там, где, по его расчетам, находился локомотив, он увидел мелькающие огоньки и красное зарево. Спотыкаясь, Чалмерс побрел в темноте, то и дело сталкиваясь с полуодетыми пассажирами, безуспешно пытавшимися осветить себе путь слабыми вспышками спичек.

Впереди на рельсах он увидел человека с фонариком и схватил его за руку. Оказалось, это проводник.

— Что случилось? — выдохнул Чалмерс.

— Рельс треснул, — бесстрастно ответил проводник. — Локомотив сошел с рельсов.

— С рельсов?.. Сош… шел??!

— Упал на бок.

— Кто-нибудь… погиб?

— Нет. Машинисты в порядке. Кочегар ранен.

— Рельс треснул? Что значит «рельс треснул»?

На лице проводника появилось странное выражение: угрюмое, осуждающее и одновременно замкнутое.

— Рельсы износились, мистер Чалмерс, — с нажимом ответил он. — Особенно на поворотах.

— Разве вы не знали, что они износились?

— Знали.

— Так почему не заменили их?

— Их собирались заменить. Но мистер Лоси остановил работы.

— Кто такой этот мистер Лоси?

— Человек, который не является нашим вице-президентом.

Чалмерс заметил, что проводник смотрит на него так, как будто он каким-то образом виноват в катастрофе.

— А… вы не собираетесь вернуть локомотив на рельсы?