Атлант расправил плечи. Часть III. А есть А (др. перевод)

Рэнд Айн

Откажитесь от той безграничной лицензии на зло, какую представляет собой утверждение, что человек несовершенен. По каким меркам вы осуждаете его, утверждая это? Примите тот факт, что в сфере морали ничто меньшее, чем совершенство, не годится. Но совершенство не должно определяться мистическими заповедями, следовать которым невозможно, и ваши моральные качества не должны измеряться тем, что не подвластно вашему выбору. У человека есть лишь один основной выбор — мыслить или нет, и это есть мера его добродетели. Моральное совершенство — это ненарушаемая разумность, не уровень вашего ума, а полное и неослабное использование вашего разума, не расширение вашего знания, а принятие разума как абсолюта.

Научитесь видеть разницу между ошибками знания и нарушениями морали. Ошибка знания

не является моральным недостатком, если вы готовы исправить ее; только мистик будет судить людей по мерке невозможного, беспричинного всеведения. Но нарушение морали — это осознанный выбор действия, представляющего собой заведомое зло или преднамеренное уклонение от знания, отказ пользоваться зрением и мышлением. То, чего вы не знаете, не является моральным обвинением против вас, но то, что отказываетесь знать, представляет собой счет низостей, нарастающий в вашей душе. Делайте всевозможные скидки ошибкам знания; не прощайте и не принимайте никаких нарушений морали. Не будьте строги к тем, кто ищет знания, но относитесь как к потенциальным убийцам к тем наглым, порочным типам, которые предъявляют к вам требования, заявляя, что у них нет разума, они не ищут его, утверждая, как право, то, что они «так чувствуют», и к тем, кто отвергает неопровержимый довод фразой «это всего лишь логика», что означает «это всего лишь реальность». Единственная сфера, противоположная реальности, это сфера и предпосылка смерти.

Примите тот факт, что достижение своего счастья — единственная моральная цель вашей жизни, и что счастье — не страдание и не бездумное потакание своим слабостям, а доказательство вашей моральной чистоты, поскольку оно доказательство и результат вашей верности достижению своих ценностей. Счастье представляет собой ту ответственность, которой вы страшились, оно требует такой разумной дисциплины, для принятие которой вы недостаточно ценили себя, и беспокойная затхлость ваших дней является памятником тому уклонению от знания, что для счастья нет моральных замен, что нет более презренного труса, чем человек, бежавший с битвы за свое счастье, страшась заявить свое право на существование, не обладающий мужеством и верностью жизни хотя бы птицы или тянущегося к солнцу цветка. Сбросьте защитные лохмотья того порока, который вы назвали добродетелью — смиренности, — научитесь ценить себя, что означает сражаться за свое счастье, и когда усвоите, что гордость — это сумма всех добродетелей, вы научитесь жить, как человек.

Сделать основной шаг к самоуважению значит научиться видеть признак каннибализма в требовании любого человека помощи от вас. Требовать ее значит заявлять, что ваша жизнь принадлежит ему, и как ни отвратительно это требование, есть нечто еще более отвратительное: ваше согласие. Спрашиваете, стоит ли оказывать помощь другому? Нет, если он заявляет, что требовать помощи — его право, что помогать ему — ваш моральный долг перед ним. Да, если таково ваше желание, основанное на вашем эгоистическом удовольствии, вызванном ценностью этого человека и его усилиями. Страдание само по себе не ценность; ценен лишь человек, борющийся со страданием. Если решите помочь человеку, который страдает, помогайте ему только на основании его добродетелей, его борьбы против страдания, его разумных поступков или того факта, что он страдает незаслуженно; тогда ваш поступок представляет собой торговлю, и добродетель этого человека является платой за вашу помощь. Но помогать тому, кто лишен добродетелей, только на том основании, что он страдает, значит принять его недостатки, его потребности как требование, принять закладную нуля на ваши ценности. Не обладающий добродетелями человек ненавидит существование, действует по предпосылке смерти; помогать ему значит одобрить его зло и поддержать его деятельность как разрушителя. Будь это всего лишь цент, который для вас ничего не значит, или добрая улыбка, которой он не заслужил, уступка нулю есть измена жизни и всем тем, кто силится ее поддерживать. Из таких вот центов и улыбок и состоит запустение вашего мира.

Не говорите, что вам слишком трудно следовать моей морали, что боитесь ее, как боитесь неизвестного. Все живые минуты, какие вы знали, прожиты

по ценностям моего кодекса. Но вы забыли, отвергли, предали его. Вы продолжали жертвовать своими добродетелями своим порокам, лучшими людьми среди вас худшим. Посмотрите вокруг: то, что вы сделали с обществом, вы сделали сначала в своей душе; одно есть подобие другого. Гнетущие развалины, из которых теперь состоит ваш мир, являют собой материальную форму измены вашим ценностям, друзьям, защитникам, своему будущему, своей стране, самим себе.

Мы — те, кого вы теперь зовете, но кто вам уже не ответит. Мы жили среди вас, но вы нас не поняли, вы отказывались думать и видеть, что мы собой представляем. Вы отказались признать двигатель, который я изобрел, и в вашем мире он превратился в груду металло-ма. Вы не признали героя в своей душе и не узнавали меня, когда я проходил мимо вас по улицам. Когда вы взывали в отчаянии к недостижимому духу, который, как вы чувствовали, покинул ваш мир, вы давали ему мое имя, но взывали вы к своему преданному самоуважению. Вам не обрести вновь одного без другого.

Когда вы отказались признать человеческий разум и попытались править людьми силой, те, кто покорились, не имели разума, от которого можно отказаться; те, кто его имели, были людьми, которые не покоряются. Так человек созидательно-гениальный принял в вашем мире личину повесы и стал расточителем богатства, решив уничтожить свое состояние, но не отдать его под угрозой оружия. Так мыслитель, человек разума, принял в вашем мире роль пирата, чтобы защищать свои ценности силой против вашей силы, но не покоряться правлению жестокости. Слышите меня, Франсиско Д’Анкония и Рагнар Даннескъёлд, мои ближайшие друзья, мои собратья-бойцы, собратья-изгнанники, во имя и в честь которых я говорю?

Мы втроем начали то, что я теперь завершаю. Мы втроем решили воздать отмщение за эту страну и освободить ее заточенную душу. Эта величайшая из стран была построена на основе моей морали, на ненарушимом верховенстве права человека существовать, но вы страшились признать это право и жить в соответствии с ним. Вы изумленно смотрели на величайшее в истории достижение, вы разграбили его результаты и затемнили его причину. Видя тот памятник человеческой морали, который представляет собой завод, шоссе или мост, вы осуждали эту страну как аморальную, ее прогресс как «материальную алчность», вы извинялись за величие этой страны перед идолом первобытного голодания, перед разлагающимся европейским идолом прокаженного, мистического бродяги.

Эта страна — создание разума — не могла выжить на основе морали жертвования. Она построена не теми, кто искал самоуничтожения или подачек. Она не могла стоять на той мистической расщелине, которая отделяет душу человека от его тела. Она не могла жить той мистической доктриной, которая осуждает эту землю как зло и тех, кто добился на ней успеха, как порочных. С самого начала эта страна представляла собой угрозу давнему правлению мистиков. В блестящем взлете своей юности эта страна показала изумленному миру, какое величие возможно для человека, какое счастье возможно на земле. Существовать могло либо одно, либо другое: Америка или мистики. Мистики это знали; вы нет. Вы позволили им заразить вас поклонением нужде, и эта страна стала великаном в теле с попрошайкой-карликом вместо души, а живая ее душа была загнана в подполье, чтобы трудиться и кормить вас в безвестности, безымянной, непризнанной, отвергнутой, душа этой страны и ее герой — промышленник. Слышишь меня, Хэнк Риарден, величайшая из жертв, за которые я воздал отмщенье?

Ни он, ни остальные не вернутся, пока дорога к восстановлению этой страны не будет чиста, пока обломки жертвенной морали не будут сметены с пути. Политическая система страны основана на своем моральном кодексе. Мы перестроим политическую систему Америки с учетом той моральной предпосылки, которая была ее фундаментом, но с которой вы обходились, как с преступным подпольем, в своих неистовых уклонениях от конфликта между этой предпосылкой и своей мистической моралью, предпосылкой, что человек сам по себе — цель, а не средство для целей других, что человек имеет неотчуждаемое право на жизнь, свободу и счастье.