Атлант расправил плечи. Часть III. А есть А (др. перевод)
Шрифт:
— В Нью-Йорке. Ты не слышал об этом по радио?
— Нет. Я только что вошел.
— Тебе не передали сообщение, чтобы ты позвонил мисс Айвз?
— Нет.
— У тебя все хорошо?
— Теперь? — она услышала негромкий, мягкий смешок. Сдержанный смех, отзвук юности, усиливающийся в его голосе с каждым словом. — Когда ты вернулась?
— Сегодня утром.
— Дагни, где ты была?
Она ответила не сразу:
— Мой самолет разбился. В Скалистых горах. Меня подобрали какие-то люди, они помогли мне, но я не могла
Смех смолк:
— Так скверно?
— О… катастрофа? Нет, ничего. Я почти не пострадала. Серьезных повреждений не было.
— Тогда почему не могла связаться?
— Там не было… никаких средств связи.
— Почему не возвращалась так долго?
— Я… сейчас не могу ответить.
— Дагни, ты была в опасности?
В задумчиво-мучительном тоне ее голоса прозвучало что-то похожее на сожаление, когда она ответила:
— Нет.
— Тебя держали там как пленницу?
— Нет, я бы не сказала.
— Значит, ты могла вернуться раньше, но не вернулась?
— Это так, но больше ничего сказать не могу.
— Где ты была, Дагни?
— Может, не будем говорить об этом сейчас? Давай подождем до встречи.
— Хорошо. Ни о чем спрашивать не буду. Только скажи: сейчас ты в безопасности?
— В безопасности? Да.
— Я имею в виду, не страдаешь от серьезных повреждений или последствий?
Она ответила с той же интонацией невеселой улыбки:
— Хэнк, повреждений у меня нет. Насчет последствий, не знаю.
— Вечером все еще будешь в Нью-Йорке?
— Да, конечно. Я… вернулась навсегда.
— Правда?
— Почему ты спрашиваешь об этом?
— Не знаю. Видимо, слишком привык к тому, что… что никак не могу найти тебя.
— Я вернулась.
— Да. Увидимся через несколько часов. — Риарден умолк, словно сам не мог поверить в это. — Через несколько часов, — твердо повторил он.
— Я буду здесь.
— Дагни.
— Что?
Риарден негромко засмеялся.
— Нет, ничего. Просто я хотел еще услышать твой голос. Прости. Говорить сейчас я ничего не хочу.
— Хэнк, я…
— Когда увидимся, дорогая. До встречи.
Дагни стояла, глядя на умолкшую трубку. Впервые после возвращения она испытывала мучительную боль, но это будило в ней жизнь, потому что стоило того.
Она позвонила своей секретарше в «Таггерт Трансконтинентал» и лаконично сказала, что будет в кабинете через полчаса.
Статуя Натаниэла Таггерта была олицетворением реальности; Дагни стояла, глядя на нее в вестибюле Терминала. Ей казалось, что они одни в огромном, гулком храме среди туманных очертаний бесформенных призраков, вьющихся вокруг них и исчезающих. Она стояла неподвижно, глядя на статую, словно в святую минуту посвящения. «Я вернулась», — это было все, что ей хотелось произнести.
«Дагни Таггерт» — было по-прежнему написано на
Эдди наблюдал за тем, как она приближается, словно не видя больше ничего, однако его напряженная поза говорила о том, что он слушает стоящего перед ним человека.
— Тяга? — говорил этот человек, голос его был грубым, отрывистым и вместе с тем гнусавым, назойливым. — с ней нет никаких проблем. Просто отмените…
— Привет, — негромко сказал Эдди, слегка улыбаясь, словно далекому видению.
Мужчина повернулся и взглянул на нее. У него была желтоватая кожа, вьющиеся волосы, жесткое лицо с помятыми чертами и отталкивающая красота, соответствующая эстетическим меркам темных уголков баров; мутные темные глаза были бесцветными, как стекло.
— Мисс Таггерт, — произнес Эдди звучным, строгим голосом, словно приучая этого человека к хорошим манерам, ему не знакомым, — позвольте представить вам мистера Мейгса.
— Здрас-сьте, — равнодушно протянул мужчина, потом повернулся к Уиллерсу и продолжал так, словно ее здесь не было: — Просто отмените рейсы «Кометы» на завтра и на вторник, а паровозы отправьте в Аризону для срочной перевозки грейпфрутов; подвижной состав снимете с транспортировки угля из Скрэнтона, как я уже говорил. Сейчас же отдайте необходимые распоряжения.
— Ты не сделаешь ничего подобного! — воскликнула Дагни, до того изумленная, что даже не могла возмутиться.
Мейгс взглянул на нее; если б его глаза могли что-то выражать, в них было бы удивление.
— Отдайте распоряжения, — равнодушно повторил он Эдди и вышел.
Эдди делал какие-то пометки на листе бумаги.
— Ты в своем уме? — спросила она.
Эдди, словно обессиленный после многочасовых побоев, поднял на нее глаза.
— Придется, Дагни, — сказал он мертвенным голосом.
— Кто он такой? — спросила она, указав на закрывшуюся за Мейгсом дверь.
— Объединитель.
— Что?
— Представитель из Вашингтона, осуществляет план объединения железных дорог.
— Что еще за объединение?
— Да как тебе сказать… О, погоди, Дагни, у тебя все хорошо? Не покалечилась? Это действительно была авиакатастрофа?
Она никогда не думала, как лицо Эдди будет стареть, но видела это сейчас — оно стало старым в тридцать пять лет, всего за месяц. Дело было не в складках или морщинах, оно оставалось прежним, во всех своих чертах, но на него легла тяжелая печать смирения, страдания и безнадежности.