Атлант расправил плечи. Книга 1
Шрифт:
— Я не собираюсь переходить ни на какую железную дорогу.
— Чем же вы собираетесь заниматься?
— Пока не решил.
Она рассматривала его с чувством легкой обеспокоенности. На его лице не было и тени враждебности. Он смотрел ей прямо в глаза и отвечал на вопросы просто и откровенно, как человек, которому нечего скрывать или выставлять напоказ. Его лицо было вежливым и бесстрастным.
— Тогда почему вы хотите уйти?
— Из личных соображений.
— Вы больны? Это как-то связано с вашим здоровьем?
— Нет.
— Вы
— Нет.
— Вы что, получили наследство, которое позволяет вам больше не работать?
— Нет.
— Значит, вы собираетесь и дальше зарабатывать себе на жизнь?
— Да.
— Но не желаете работать в «Таггарт трансконтинентал»?
— Нет.
— В таком случае должно было произойти что-то, что вынудило вас принять это решение. Что?
— Ничего не произошло, мисс Таггарт.
— Я хочу, чтобы вы сказали мне. Я хочу это знать, и у меня есть на то свои причины.
— Мисс Таггарт, вы поверите мне на слово?
— Да.
— Никто и ничто связанное с моей работой в вашей компании не имеет никакого отношения к моему решению.
— И у вас нет никаких особых претензий к компании?
— Никаких.
— В таком случае, мне кажется, вы измените свое решение, когда узнаете, что я хочу вам предложить.
— Извините, мисс Таггарт, я не могу изменить его.
— Могу я сказать, что я имею в виду?
— Да, если вы этого хотите.
— Вы поверите мне на слово, если я скажу, что решила предложить вам должность, которую собираюсь предложить, еще до того, как вы попросили о встрече со мной? Я хочу, чтобы вы это знали.
— Я всегда поверю вам на слово, мисс Таггарт.
— Это должность управляющего отделением дороги в Огайо. Если хотите, она — ваша.
На его лице ничего не отразилось, словно ее слова значили для него не больше, чем для первобытного человека, который никогда не слышал о железной дороге.
— Мне это не нужно, мисс Таггарт.
Минуту поразмыслив, она сказала твердым голосом:
— Назовите свои условия, Келлог. Назовите свою цену. Я хочу, чтобы вы остались. Я в состоянии предложить больше, чем любая другая железная дорога.
— Я не собираюсь работать на другой железной дороге.
— А мне казалось, что вы любите свою работу.
Эти слова впервые вызвали в нем какие-то эмоции. Его глаза слегка расширились, а голос прозвучал как-то странно тихо и выразительно, когда он ответил:
— Да, я люблю ее.
— Тогда скажите, что я должна сделать, чтобы удержать вас.
Это вырвалось у нее непроизвольно и прозвучало настолько искренне, что он взглянул на нее так, словно ее слова наконец-то расшевелили его.
— Мисс Таггарт, наверное, было нечестно с моей стороны прийти к вам и сказать, что я ухожу. Я знаю, вы попросили предупредить вас о моем уходе, чтобы иметь возможность сделать мне контрпредложение. Таким образом, это выглядит так, будто я пришел набивать себе цену. Но это совсем не так. Я пришел только потому, что… хотел сдержать данное вам слово.
Эта единственная заминка в его голосе словно внезапная вспышка прояснила, как много для него значило ее доверие и то предложение, которое она ему сделала, равно как и то, что ему было очень нелегко принять решение.
— Неужели нет ничего, что я могла бы предложить вам?
— Ничего, мисс Таггарт. Ничего на свете.
Он повернулся и направился к двери. Впервые в жизни она почувствовала себя совершенно беспомощной и побежденной.
— Почему? — спросила она, не обращаясь к нему.
Он остановился, пожал плечами и улыбнулся. На мгновение он словно ожил — это была самая загадочная улыбка, какую она когда-либо видела. В ней заключалась скрытая радость, глубокая печаль и бесконечная горечь.
— Кто такой Джон Галт? — спросил он.
Глава 2
Цепь
Началось с нескольких отдельных огоньков. По мере того как поезд компании «Таггарт трансконтинентал» подъезжал к Филадельфии, они превратились в разреженную цепь ярких огней, разрывающих темноту ночи. Они казались совершенно бессмысленными посреди голой равнины, но были слишком яркими, чтобы не иметь никакого назначения. Пассажиры лениво смотрели на них с выражением полного безразличия.
Затем появились черные, едва различимые на фоне ночного неба очертания огромного здания, стоявшего неподалеку от железнодорожного полотна. Его сплошные стеклянные стены озарялись лишь отраженными огнями проходившего поезда.
Встречный товарный состав закрыл здание, заполнив все вокруг резким, пронзительным гулом. В те внезапные мгновения, когда мимо пассажиров проносились низкие грузовые платформы, вдали можно было увидеть сооружения, над которыми нависало тяжелое красноватое зарево. Казалось, строения дышат, но дышат судорожно, неровно, и с каждым выдохом отблески зарева меняли оттенок.
Последний товарный вагон промчался мимо, и взорам пассажиров предстали угловатые строения, освещенные лучами нескольких мощных прожекторов и окутанные красными, как и небо, клубами пара.
Потом появилось нечто похожее не на здание, а скорее на огромную раковину из рифленого стекла, замыкающую опоры, балки и краны в круг ослепительно яркого оранжевого пламени.
Люди в поезде не могли понять всей сложности представшей перед ними панорамы, напоминающей протянувшийся на десятки километров город, который жил своей жизнью, казалось, без малейшего участия человека. Они видели опоры, похожие на покосившиеся небоскребы, зависшие между небом и землей мосты и краны, внезапно появлявшиеся за толстыми стенами строений, из которых струей вырывалось пламя. Они видели цепочку плывущих сквозь ночную тьму светящихся цилиндров — это были раскаленные докрасна металлические болванки.