Атлант расправил плечи. Книга 1
Шрифт:
— Ты ведь не изменила своего мнения о нем? — спросил он озабоченно.
— О чем?
— О сплаве.
— Нет, Джим, не изменила.
— Хотя они ведь эксперты, представители этого комитета… Лучшие эксперты. Главные инженеры-технологи, работающие в крупнейших корпорациях и имеющие множество ученых степеней разных университетов, — сказал он удрученно, словно умоляя ее заставить его усомниться в этих людях и их мнении.
Дэгни удивленно смотрела на него — это было на него не похоже.
Машина тронулась с места. Она медленно двигалась по проезду мимо
— Я не могу этого понять… — жалко проговорил Таггарт. — Лучшие эксперты Национального совета по вопросам металлургической промышленности…
— Кто президент этого совета, Джим? Орен Бойл, если не ошибаюсь?
Таггарт не повернулся к ней, но она увидела, как у него отвисла челюсть.
— Если этот жирный болван думает, что может… — начал он, но замолчал на полуслове.
Она подняла глаза и увидела висящий на углу фонарь. Это был светящийся стеклянный шар. Он освещал заколоченные досками окна и потрескавшиеся тротуары. Остальные фонари не горели. На другом берегу реки на фоне зарева над каким-то заводом она различила едва заметные очертания теплоэлектростанции. Закрывая обзор, мимо, блистая яркой новой краской, неподвластной слякоти, проехала машина — из тех, что развозят мазут для теплоэлектростанций. Грузовик был зеленого цвета, на нем белыми буквами выделялась надпись: «„Вайет ойл», Колорадо".
— Дэгни, ты слышала о встрече представителей профсоюза литейщиков в Детройте?
— Нет, а что?
— Это было во всех газетах. Они обсуждали один-единственный вопрос: разрешать или нет членам профсоюза работать с металлом Реардэна. Они не пришли к единому мнению, но и этого оказалось достаточно, чтобы один подрядчик, который собирался рискнуть с этим сплавом, тут же аннулировал заказ. А что, если… что, если все выскажутся против металла Реардэна?
— Ну и пусть.
По ровной линии к вершине невидимого в темноте небоскреба поднималась светящаяся точка. Это был лифт большого отеля. Из стоявшего у подъездной дорожки грузовика рабочие переносили в подвал запакованное тяжелое оборудование. На одном из ящиков Дэгни увидела фабричную марку: «Нильсен моторс», Колорадо".
— Мне не нравится резолюция, которую принял съезд школьных учителей Нью-Мексико, — сказал Таггарт.
— Какая резолюция?
— Они запретили учащимся ездить по линии Рио-Норт «Таггарт трансконтинентал», когда ее строительство будет завершено. Запретили потому, что это опасно. Они выразились предельно ясно — новая железнодорожная линия «Таггарт трансконтинентал». Об этом писали во всех газетах. Нам такой рекламы не нужно… Дэгни, как, по-твоему, мы должны им ответить?
— Пустить первый поезд по Рио-Норт.
Таггарт долго молчал. Он выглядел необыкновенно подавленным. Она не могла этого понять: он не злорадствовал, не спорил с ней, ссылаясь на мнение высокопоставленных лиц. Он словно умолял, чтобы его утешили.
Мимо
— Дэгни, мы… мы успеем в срок завершить строительство линии?
Обычно Таггарт старался тщательно скрывать свои эмоции, но сейчас в его вопросе явно сквозило одно-единственное чувство — животный страх.
— Успеем. А если нет, то Боже спаси и помилуй этот город, — ответила она.
Машина завернула за угол. Над черными крышами домов показалось табло календаря, которое высвечивало дату: двадцать девятое января.
— Дэн Конвэй — ублюдок, — внезапно со злостью выпалил Таггарт, словно был больше не в силах сдерживаться.
Дэгни удивленно посмотрела на него:
— Почему?
— Он отказался продать нам свою линию в Колорадо.
— Ты что… — начала было она и замолчала. — Ты что, предложил ему продать ее нам? — спросила она, силясь говорить спокойно, не крича.
— Конечно.
— Но ты же не надеялся… что он ее продаст… продаст тебе!
— А почему бы и нет? — К Таггарту вернулась его обычная истерическая воинственность. — Я предложил ему больше, чем другие. Нам даже не пришлось бы снимать и перевозить рельсы. Мы могли использовать его дорогу прямо на месте, и это была бы для нас прекрасная реклама — мы отказываемся от железной дороги из металла Реардэна, учитывая мнение широкой общественности. Но этот сукин сын отказал мне. Он заявил, что не продаст нашей компании и фута своей дороги. Он продает рельсы по частям первому встречному, каким-то захудалым железным дорогам в Арканзасе или Северной Дакоте. Продает себе в убыток, ублюдок. Его не интересует даже прибыль. Если бы ты только знала, сколько стервятников к нему слетелось. Еще бы, они ведь прекрасно понимают, что рельсы больше нигде не достать.
Она сидела, опустив глаза. Ей было противно даже смотреть на него.
— Я думаю, что это противоречит положениям резолюции «Против хищнической конкуренции», — сердито сказал он. — Я считаю, что задачей и целью Национального железнодорожного союза является сохранение и защита интересов крупнейших железных дорог, а не вшивых узкоколеек Северной Дакоты. Но сейчас я не могу собрать союз, чтобы проголосовать за это. Все сбежались в Колорадо и грызутся из-за этих рельсов.
— Теперь я понимаю, почему ты хочешь, чтобы я защитила металл Реардэна, — — медленно проговорила Дэгни, словно сожалея, что на ней нет перчаток и она может замарать руки этими словами.
— Не понимаю, к чему ты клонишь…
— Заткнись, Джим, — тихо сказала она.
Некоторое время Таггарт сидел молча. Затем он откинул назад голову и вызывающе сказал:
— Ты уж постарайся отстоять металл Реардэна, потому что кто-кто, а Бертрам Скаддер умеет съязвить и ужалить.
— Бертрам Скаддер?
— Сегодня он будет одним из докладчиков.
— Одним из… Ты не говорил, что кроме меня будет выступать еще кто-то.
— Я… А впрочем, что это меняет? Ты же не боишься его?