Атлант расправил плечи. Книга 3

Открыв глаза, она увидела солнечный свет, листву и лицо мужчины. Она почувствовала, что все это ей знакомо. Это мир, каким он представлялся ей в шестнадцать лет. И вот теперь все исполнилось, и все казалось так просто, так естественно, так соответствовало ее ожиданиям. Весь мир словно говорил ей: иначе и нельзя.

Она посмотрела в лицо склонившегося над ней мужчины и ясно ощутила, что из всех виденных ею лиц это было самым дорогим, тем, за что можно отдать жизнь, — лицо, в котором не было ни тени страдания, страха или чувства вины. Линия его рта выражала гордость, более того, он словно гордился собственной гордостью. Чеканные линии

щек наводили на мысль о высокомерии, насмешке, презрении, хотя в самом лице не было и намека на эти качества, оно выглядело спокойно-решительным и, несомненно, безжалостно-невинным, не позволяющим ни просить прощения, ни дарить его; это лицо ничего не скрывало и ни от чего не скрывалось, глаза смотрели без страха и ничего не таили. Она сразу же почувствовала в нем поразительную наблюдательность. Его глаза вбирали все, ничто не ускользало от них; зрение служило ему могущественным каналом ощущений, через него он бесстрашно и радостно вторгался в мир, навстречу приключениям; и он бесспорно ценил этот канал превыше всего. Его видение повышало ценность и его самого, и окружающего его мира; его — потому что он был наделен таким изумительным даром, мира — потому что мир оказался достоин столь радостного лицезрения. На миг ей показалось, что перед ней существо нематериальное, чистое сознание, — но при этом она никогда еще не ощущала так явственно присутствие мужчины. Казалось, легкая ткань рубашки не скрывала, а подчеркивала его статную фигуру, загорелую кожу, силу и твердость напряженного тела, литую упругость мышц — да, он казался отлитым из металла, металла с мягко-приглушенным блеском, вроде сплава меди и алюминия. Цвет его кожи сливался с цветом волос, с вызолоченными солнцем упрямыми прядями, падавшими на лоб; гармонию цвета дополняли глаза, единственная деталь отливки, которая сохранила весь свой блеск, растворив его в глубоком сиянии и добавив к нему оттенки темно-зеленого.

Он смотрел на нее сверху, и в его взгляде теплилась легкая улыбка, словно он не открывал нечто новое, а созерцал родное и знакомое, то, чего давно ждал и в чем никогда не сомневался.

Вот мой мир, думала она, такими должны быть мужчины, вот их истинный образ, а все прочее, годы мучительной борьбы — лишь чья-то дурная шутка. Она улыбнулась ему, как улыбаются посвященному в тайну, с облегчением и радостью, отметая раз и навсегда множество вещей, с которыми отныне могла не считаться. Он улыбнулся в ответ такой же улыбкой, будто испытывал то же, что испытывала она, будто знал, о чем она думала.

— Ни к чему принимать это все всерьез, правда? — прошептала она.

— Ни к чему, — отвечал он.

Но тут, окончательно придя в себя, она осознала, что этот человек ей вовсе незнаком.

Она сделала попытку отодвинуться, но лишь слабо повела лежавшей на траве головой. Она попробовала встать, но резкая боль пронзила ей спину и приковала к земле.

— Не двигайтесь, мисс Таггарт. Вы ранены.

— Вы меня знаете? — Ее голос прозвучал резко и отстраненно.

— Я знаю вас много лет.

— И я вас тоже знаю?

— Да, наверное.

— Как вас зовут?

— Джон Галт.

Она смотрела на него не шевелясь.

— Почему вы боитесь? — спросил он.

— Потому что я этому верю.

Он улыбнулся, словно осознав ту значимость, которую она придавала его имени; так улыбается соперник, принимая вызов, — и взрослый, с легкой иронией воспринимая заблудившегося ребенка.

К ней, похоже, возвращались силы и сознание после катастрофы, в которой разбился не только самолет. Ей пока не удавалось сложить разрозненную мозаику воспоминаний, она еще не могла вспомнить все, что связано с этим именем; она только осознавала, что оно означало черную пустоту, которую ей предстояло заполнить. Сейчас она еще не могла этого сделать, присутствие этого человека слепило ее — так луч света в темноте мешает разглядеть очертания теней за ним.

— Значит, это вас я преследовала? — спросила она.

— Да.

Дэгни медленно огляделась. Она лежала в траве на лугу У подножья нескончаемого гранитного склона, который тянулся ввысь, в самое небо, на тысячи футов. На другом конце луга виднелись выступы скал, сосны и березы с блестевшей на солнце листвой; в отдалении ландшафт замыкался полукружием высоких гор. Ее самолет был цел, он замер тут же, чуть поодаль, распластавшись на брюхе. Больше ничего не было видно: ни другого самолета, ни каких-либо строений — никаких признаков присутствия человека.

— Что это за долина? — спросила она.

Он улыбнулся:

— Терминал Таггарта.

— Что это значит?

— Вам это предстоит узнать.

У Дэгни появилось смутное побуждение проверить, остались ли у нее в запасе силы. Она могла двигать руками и ногами, могла поднять голову, но при глубоком вдохе появлялась резкая колющая боль; Дэгни заметила тонкую струйку крови, стекающую по чулку.

— Отсюда можно выбраться? — спросила она.

Ответ прозвучал серьезно, но улыбка в темно-зеленых глазах разгорелась ярче:

— В принципе нельзя. На время — можно.

Она попробовала встать. Он наклонился, чтобы поднять ее, но она, собравшись с силами, неожиданным быстрым движением выскользнула из его рук в попытке встать.

— Кажется, я смогу сама… — начала она и рухнула в его объятия, едва ее ноги коснулись земли: лодыжку молнией пронзила боль.

Он поднял ее на руки и с улыбкой сказал:

— Нет, сами вы, мисс Таггарт, не справитесь. — Он двинулся с ней через поляну.

Обхватив его шею, положив голову ему на плечо, она тихо лежала на его руках и думала: пусть ненадолго, пока это длится, но как приятно полностью отдать себя в его власть, забыть обо всем, довериться и чувствовать только одно… Когда я уже испытывала такое чувство? — спросила она себя. Был когда-то момент, когда она спрашивала себя об этом, как сейчас, но не могла вспомнить когда. Было, было у нее однажды похожее ощущение надежности, достигнутой цели, разрешения всех сомнений. Новым было ощущение, что тебя оберегают, защищают и ты вправе принять эту помощь — вправе, потому что странное чувство защищенности ограждало не от будущего, а от прошлого; она не выходила из боя, а праздновала победу, в ней оберегали не слабость, а силу… Чувствуя силу поддерживающих рук, плотно охвативших ее тело, видя перед своим лицом пряди золотисто-медных волос, видя всего в нескольких дюймах от себя тени ресниц на его веках, она пыталась разобраться в своих мыслях. От чего оберегают? Кто оберегает? Он же враг… Враг ли? И почему? Она не могла ответить, не могла больше думать об этом. Ей потребовалось усилие, чтобы вспомнить, что несколько часов назад у нее были цель и задача. Она заставила себя сосредоточиться.

— Вы знали, что я вас преследую? — спросила она.

— Нет.

— Где ваш самолет?

— На летном поле.

— А где летное поле?

— На другом конце долины.

Сверху я не заметила в этой долине никакого летного поля. И места для него нет. Как же можно приземлиться здесь?

Он взглянул вверх:

— Посмотрите внимательней. Там, вверху, вы что-нибудь видите?

Она откинула голову назад, пристально глядя в небо, и не увидела ничего, кроме безмятежной утренней сини. Но через некоторое время она различила несколько слабых полос в колеблющемся воздухе.

— Слои нагретого воздуха, — сказала она.

— Преломление света, — ответил он. — Вместо дна долины вы увидели вершину горы высотой в восемь тысяч футов, расположенной в пяти милях отсюда.

— Что?..

— Вершина горы, которую ни один летчик не выбрал бы для посадки. Вы видели ее отражение, спроецированное на долину.

— Но как?

— Так же, как возникает мираж в пустыне, — проекция за счет преломления света в слоях нагретого воздуха.

— То есть?

— С помощью локатора создается экран, способный оградить от всего и всех… кроме вашей храбрости.

— Что вы имеете в виду?

— Я и мысли не допускал, что кто-нибудь попытается опустить самолет до семисот футов над землей. Вы пробили лучевой экран. А некоторые из этих лучей глушат моторы.

— Так что вы второй раз взяли верх надо мной — ведь никто еще не пытался идти по моему следу.

— Зачем вам локатор и экран?

— Потому что это место — частная собственность и должно остаться таковой.

— Что это за место?

— Я вам все покажу, раз уж вы оказались здесь, мисс Таггарт. И после этого отвечу на все ваши вопросы.