Атлантический Штамм
Шрифт:
Не знаю, что бы я сделал в тот момент, я был дико голоден и зол. Наверное, расквасил бы ему физиономию. Сжав кулаки, я размышлял, как же поступить.
– Жан, расплатись с парнем немедля! Я тебе сейчас задницу надеру, – я обернулся. Позади меня стоял пожилой элегантный дядя в белом сатиновом костюме, седые длинные волосы были схвачены на затылке в женский хвост.
Водитель обернулся, на лице его появилось слащаво-подобострастное выражение.
– Луи, пардон. Я думал, парень просто вымогатель. Конечно же, заплачу, не вопрос.
В
– Когда-нибудь ты сдохнешь от своей жадности, – процедил седой и повелительно махнул Жану рукой, езжай, мол.
Когда фургон отъехал за угол, мужчина повернулся ко мне. Он был чертовски элегантен для столь раннего часа. Отглаженные брюки в стрелочку, старомодная рубашка с галстуком, от него пахло дорогим парфюмом.
Я стоял с зажатой в руке купюрой. Мужчина рассмеялся.
– Как тебя звать, бродяга?
Я назвался, робея сам не зная от чего.
– Завтракал уже, Начо? – его тон был из тех, которые не привыкли слышать отказы.
– Никак нет, мсье. Я просто хотел немного подзаработать, – я стыдливо потупил взор. Мужчина был мне очень симпатичен, но я дико стеснялся.
– Будь любезен, позавтракай со стариком, – с этими словами он повернулся и пошел внутрь дворика. Я пошел за ним, словно баран на убой, беспрекословно и без возражений.
Вот так я попал в заведение «Чат-нуар», на Аллее Дюге Труэн.
Старик оказался владельцем, и представился мне как Седой Луи. С его слов, сказанных мне много позже той встречи, когда я уже заслужил доверие, он был не только ресторатором, но и человеком, «с которым считались в городе».
Не буду расписывать всех нюансов первых дней работы у Седого Луи. Я ему приглянулся, с его слов, за свою смелость и наглость. Услышав, что я несостоявшийся студент, он тотчас предложил мне работу грузчиком с проживанием в полуподвале его ресторана. Узнав, что у меня нет паспорта, он подумал пару минут, после чего заявил мне:
– Твой паспорт – это дело времени. Для начала мне надо понять, чего ты стоишь. Будешь жить с Фатимом и Якубом в заднем складе. Каждый день горячий душ и питание не менее двух раз в день я тебе обеспечу. Твоя задача – таскать тяжелые ящики каждое утро в пять часов из фургона Жана на склад, а вечером отгружать пустые. У нас заведение широкого профиля, бывает по сотне гостей иной раз. Пьют и едят как не в себя. Нужно много продуктов и алкоголя ежедневно.
Я согласился безо всяких раздумий. У меня не было выбора, да и вся моя предыдущая жизнь проходила под эгидой тяжелого физического труда.
Фатим и Якуб оказались двумя арабами, которые каждый вечер садились на мощный «харлей» и уезжали куда-то на полночи. Больше они ничего не делали, остальное время валяясь на коврах и покуривая кальян с некоей шайтан-травой. Но судя по всему, Луи их ценил, часто они совещались о чем-то в его кабинете на втором этаже, куда меня пока не пускали. Со мной эти двое практически не общались, балакая между собой на своем языке, я для них был чем-то вроде мебели.
Жизнь была вполне сносной. Я работал грузчиком утром и вечером, днем часто выполнял курьерские поручения хозяина, ездил по всяким адресам, передавая посылки в наглухо запечатанных пакетах. Хорошо выучил город, через полгода уже мог прекрасно ориентироваться без карты.
«Чат-нуар» был дорогим заведением. Сюда приезжала публика на немецких дорогих автомобилях, на своем острое я таковых не видывал никогда. Были роскошные женщины, при виде которых у меня начинала капать слюна. Были стильные и крутые мужчины в смокингах, со стальными взглядами и холодными голосами.
Заходить в основной зал мне категорически запрещалось. Вскоре меня нарядили в униформу и велели отгонять клиентские автомобили на парковку позади ресторана. Луи провел со мной инструктаж, основной посыл которого заключался в следующем: в глаза клиентам не смотреть, говорить минимальное количество слов, быть тише воды, не задавать никому вопросов. Брать ключи в полупоклоне, отгонять авто на парковку и сдавать ключи Эдмону, отвечающему за сохранность автомобилей.
Работа не сильно уважаемая, но другой я не знал, к тому же это явно было лучше нежели таскать тунца на родном острове. Я постепенно обретал нормальный французский говор, избавляясь от своего бретонского акцента, дабы во мне перестали видеть мигранта с архипелага.
Про Марию, конечно же вспоминал, особенно ночами. Я дико хотел ее, ибо других женщин не знал и тосковал самым постыдным образом. Не знаю, искала ли она меня или уже давно закрутила роман с кем-нибудь иным, могущем ей дать покровительство. Но тоска снедала меня, и чтобы отвлечься, я с головой уходил в работу.
Через десять месяцев меня впервые допустили в кабинет к Седому Луи. Помнится, это было утро, солнце било ярким светом. Старик был жаворонком и приучил к своему режиму весь персонал. В шесть часов утра у него регулярно проводились совещания, и никто не смел опоздать даже на пять минут.
Робея несказанно, я вошел. Кабинет был огромен, где-то в глубине стоял здоровенный как бык шкаф с бумагами, рядом бар с миллионом разных напитков, два длинных дивана. Стол хозяина был в виде полумесяца и весь был завален бумагами.
Седой Луи что-то писал карандашом и щелкал клавишами калькулятора. Никаких компьютеров и мониторов. Он был старомоден, при этом легко перемножал в уме двузначные числа, а из его памяти не могло бесследно исчезнуть абсолютно ничего.
Я стоял истуканом. Знал, что босса нельзя беспокоить, пока он сам не спросит.
– Держи, – вместо приветствия он подвинул мне папку, продолжая что-то писать.
Я подошел. В папке лежал новехонький паспорт и (о боги), документ о зачислении меня в университет Нанта.